![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Apr. 5th, 2015
ПЕлевин абсолютно прав !
а сегодняшние события - это последствия бездеятельности черномырдина посту посла РФ-ии на Вкраине,
об анафеме и покаянии -- здесь -- http://rus-vopros.livejournal.com/5405363.html
Оригинал взят у![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
sasha_bogdanov в Россия не должна платить 50 млд долларов за упразднение коррупционной схемы Черномырдин Ходорковский
http://www.electroniclibrary21.ru/literature/pelewin/28.shtml
а сегодняшние события - это последствия бездеятельности черномырдина посту посла РФ-ии на Вкраине,
об анафеме и покаянии -- здесь -- http://rus-vopros.livejournal.com/5405363.html
Оригинал взят у
sasha_bogdanov в Россия не должна платить 50 млд долларов за упразднение коррупционной схемы Черномырдин Ходорковский
http://badnews.org.ru/_nw/8/40976353.jpg
http://legitimist.ru/sight/politics/2010/noyabr/umer-potomstvennyij-kazak.html
http://legitimist.ru/sight/politics/2010/noyabr/umer-potomstvennyij-kazak.html
http://image.tsn.ua/media/images2/original/Jan2009/451434d26f_105940.jpg
http://gdb.rferl.org/B2E7E5C2-5A4D-4ADF-BE4A-3216CE835BC8_w600_r1_s.jpg
http://gazeta.eot.su/sites/default/files/articles/23/02-06ff1.jpg
http://ic.pics.livejournal.com/oleglurie_new/45868151/418439/418439_original.jpg
http://www.sovsekretno.ru/public/userfiles/articles/original/RIAN_00003.jpg
http://www.electroniclibrary21.ru/literature/pelewin/28.shtml
Виктор Пелевин
Имена олигархов на карте родины
Межбанковский комитет по информационным технологиям Сов. конфиденциально ИМЕНА ОЛИГАРХОВ НА КАРТЕ РОДИНЫ Проект коррекции корпоративного имиджа российских олигархов Всякое царство, разделившееся в себе, погибнет. Мы много раз имели возможность убедиться в правоте этих библейских слов. Но линия губительного раздела не обязательно идет по карте, она может проходить сквозь умы и души. Это происходит, когда одна часть народа отторгается от другой и в обществе возникает конфликт разных социальных слоев. Поэтому главная задача национальных средств массовой информации в эпоху кризиса - препятствовать возникновению розни и распрей. В этой связи особое беспокойство вызывает постоянно муссируемый в печати вопрос об олигархии и олигархах. Нам кажется, что тон и общий настрой материалов на эту тему вряд ли способствуют установлению общественного согласия. Основная мысль большинства статей такова - олигархия глубоко противоречит национальным интересам и ценностям России и является паразитической надстройкой, вызванной к жизни коррумпированным режимом, который, в свою очередь, сформирован той самой паразитической надстройкой, которую он же и создал. Не говоря уже о том, что такая постановке вопроса абсурдна с точки зрения элементарной логики, она представляется чрезвычайно опасной к провокационной. Мы постараемся объяснить почему. Слово "олигархия" греческого происхождения и означает правление "немногих". Олигархия, то есть совет богатых людей, при котором не созывается народное собрание, вводилась в греческих государствах множество раз (в Афинах, например, - эпоха Арсонага, правление "тридцати тиранов" и т. д.) и множество раз сменялась демократией, то есть правлением так называемых демагогов. Исторический материал убедительно доказывает, что общество обращалось к олигархической модели именно в трудные времена хаоса и смуты, а демократию способно было выдержать только в короткие периоды относительного благополучия. Но поражение демагогов всегда оставалось их личной драмой, в то время как поражение олигархов было чревато серьезными потрясениями. Олигархи, изгоняемые из Коринфа и Афин, связывали себя взаимной клятвой, которая звучала так: "Обещаю быть врагом народа и вредить ему, сколько хватит моих сил" (перевод Р. Ю. Виппера). После этого изгнанники отправлялись во враждебные общины и подстрекали их напасть на свой родной город. Мы понимаем, что любая историческая аналогия - вещь рискованная. Но все же представим, что произойдет, если российские олигархи, доведенные до предела травлей в СМИ, соберутся на какой-нибудь даче в окрестностях Рублевского шоссе и дадут подобную клятву? Приняв во внимание средства, аккумулированные ими в западных банках, мы легко поймем, насколько действенной может оказаться их агитация после отъезда. Поэтому единственно возможный лозунг для ответственных средств массовой информации - "Народ и олигархия едины". Причем он не должен демагогически и тупо выставляться на первую полосу в манере, характерной для коммунистической пропаганды, а должен негласно пронизывать всю политику подачи национальных новостей. Имидж-кампания, направленная на коррекцию корпоративного образа олигархов, делится на несколько этапов. Первоочередная задача - доказать на подсознательно-эмоциональном уровне, что олигархия отнюдь не является чем-то чужеродным для России и богатства, созданные многими поколениями россиян, вовсе не попали в холодные руки равнодушных спекулянтов. Этой цели служит проект "имена олигархов на карте Родины". В нем задействуются названия населенных пунктов, омонимически совпадающие с фамилиями олигархов. Это позволяет создать у реципиентов (особенно из подрастающего поколения) устойчивое представление о том, что корни олигархии всегда дремали в российской почве, но уверенный и цепкий побег смогли дать только тогда, когда страну согрело солнце свободы. При этом вопрос о конкретной связи того или иного олигарха с тем или иным населенным пунктом не будируется. Упор делается на значение и роль населенного пункта в истории России - проходили ли там бои, совершались ли там важные исторические события, упоминается ли он в былинах и летописях. БЕРЕЗОВСКИЙ: Береза, Березино, Березники, Березовка, Березовский, Березанка, Березайка, Березанская, Березань, Берездов, Березняки, Березниговатое, Березник, Березовец, Березовый, Березовая Рудка, Березово. ВИНОГРАДОВ: Виноградное, Винсады, Винница, Виньковцы, Винники. ГУСИНСКИЙ: Гусев, Гусиноозерск, Гусь-Хрустальный. Гусятин, Гусь-Железный, Гусевский, п-ов Гусиная Земля, Гусино. ПОТАНИН: Потанино, Путятино, Поти. СМОЛЕНСКИЙ: Смоленец, Смолевичи, Смоленское, Смолино, Смолян. ЧЕРНОМЫРДИН: Черноморское, Чернь, Чернухи, Черный мыс, Чермоз, Чернобай, Черноголовка, Чернов, Чернобаевка, Чернобыль. ХАИТ: Хаил, Хаилино. ЧУБАЙС: Чубаревка, Чу, Чупа, Чупаховка, Чупрево. КОХ: Коханово, Кохила, Кохля, Кохтла-Ярве. КАЗЬМИН: Кази-Магомед, Казинка, Казым, Казьминское. ХОДОРКОВСКИЙ: Ходоров 
Практическим воплощением этой части проекта является цикл телепередач, знакомящий зрителей с отобранными объектами российской глубинки при широком привлечении краеведов и местных ансамблей народного творчества. Одновременно массовым тиражом издается красивая глянцевая карта омонимической России, украшенная портретами олигархов. Она развешивается в тех же присутственных местах, где когда-то висела карта СССР (особое внимание следует уделить тому, чтобы она имелась во всех начальных классах средней школы). На следующем этапе средства массовой информации широко освещают визиты олигархов в омонимичные населенные пункты. Этому событию придается вид традиционного народного праздника. Приезд олигарха сопровождают народные гулянья, катание на тройках, кулачные бои, медвежья забава, моржевание (купание в проруби). Одновременно средства массовой информации делают акцент на той экономической помощи, которую олигархи оказывают деревням-побратимам. Отметим, что помимо оплаты эфирного времени это не потребует никаких финансовых вложений. Достаточно будет наделить омонимичные населенные пункты особым экономическим статусом - по примеру зауральского дольмена Шаманиха, где расцветает созданная по проекту К.Борового оффшорная зона. Омонимичные города и села украшаются бюстами олигархов. Здесь не должно быть никакой помпезности - эти бюсты должны быть чрезвычайно скромными и недорогими. При этом через средства массовой информации осторожно проводится мысль о том, что по чисто экономическим причинам господство олигархов обходится стране гораздо дешевле, чем любая другая форма государственного устройства. Для иллюстрации этой мысли используется следующий тезис: и коммунисты, и демократы доказали, что единственное, на что они реально способны, - это шумные кампании по переименованию городов, улиц и станций метрополитена (чего не требует олигархия, органически вырастающая из русской топонимики), а также циклическому демонтажу гигантских дорогостоящих памятников, которых олигархия избегает (есть много оснований считать, что все "идеологические расхождения" демократов и коммунистов - просто-напросто ширма, скрывающая крупную многолетнюю аферу по воровству цветного металла с его последующим вывозом из страны через эстонскую границу). Учитывая рост интереса к язычеству, возможно проведение тайных языческих обрядов - бронзовые бюсты олигархов смазываются по ночам бычьей кровью и медом, перед ними приносят в жертву белого петуха и сжигают деревянные фигурки финансовых конкурентов. Средства массовой информации сообщают о таких происшествиях как о курьезе, граничащем с правонарушением. Эти сообщения должны оттенять постоянно проводимую мысль о том, что господство олигархии возвращает народную душу в традиционное лоно греческих ценностей. Установка бюстов сопровождается открытием музеев олигархов-побратимов села или города, тоже скромных, с экспозицией, основанной на стандартном фотокомплекте и наборе памятных подарков с подписью. Желательно наличие фотографии молодого олигарха в солдатской форме на фоне пшеничного поля (современные технологии делают эту задачу несложной). В местных средствах массовой информации активно разъясняется, что строительство музеев создает новые рабочие места в пораженной кризисом стране. Лучшие художники страны должны принять участие в конкурсе на создание монументального полотна-предостережения "клятва олигархов", репродукция которого тоже должна присутствовать в музеях и сельских клубах. После завершения первого этапа кампании, когда понятие "малой родины" намертво связывается в массовом сознании россиян с фигурами олигархов, начинается второй этап под условным названием "в поисках среднего класса". Сообщается, что все серьезные социологи, способные глядеть хоть сколько-нибудь далеко вперед, заняты сейчас решением вопроса о том, возможно ли в России создание среднего класса без передела собственности, который никогда не бывает бескровным. Активно проводится мысль, что на путях борьбы с олигархией эта задача неразрешима. В жарких теледискуссиях постепенно вызревает вывод, что с олигархией и не нужно бороться - наоборот, именно полная и окончательная олигархизация всех сторон жизни общества и поможет решить эту проблему. Пути решения таковы. Из истории известно, что олигархи, скучающие от сытой праздности, склонны создавать гаремы, а их потомство чрезвычайно многочисленно и порой исчисляется многими сотнями. При этом в процессе наследования происходит естественное дробление собственности. Если на протяжении двух или трех поколений подобная скорость размножения олигархов будет предписана юридическим императивом (разумеется, с учетом недопустимости внутрипопуляционного имбридинга), в стране естественным образом возникнет средний класс, который только и способен стать основой подлинной общественной стабильности. Средства массовой информации должны постоянно подчеркивать те усилия, которые олигархи прикладывают для создания среднего класса: несомненно, что откровенные рассказы об этой стороне их деятельности поднимут рейтинг ведущих телеканалов. Не следует изобретать велосипед: формы, в которых должен происходить этот процесс, уже найдены человечеством (право первой ночи, выдача определенного числа наложниц с каждой территориальной единицы и т. д.). Если потомство олигархов предпримет попытки передела собственности по феодальному образцу, их следует законодательно пресекать; здесь серьезную и конструктивную роль могла бы сыграть наконец Государственная Дума. Разумеется, этот процесс будет обслуживать новая идеологическая модель, которая примет эстафету от уже сыгравшего свою историческую роль монетаризма. Идеологией переходного периода должна стать теория олигархического консумеризма, которую еще предстоит разработать. Необходимо, чтобы все поняли - диалектика развития России и стратегическая задача создания среднего класса требуют от граждан еще туже затянуть пояса, не обращая внимания на уродливые порой гримасы чужих эксцессов, готовностью сделать это измеряется гражданская зрелость и степень понимания происходящих в обществе процессов. Эту мысль будет не так просто донести до россиян в полном объеме, но нет ни малейших сомнений, что представители научной и творческой интеллигенции - экономисты, публицисты и социологи, телевизионные обозреватели и кинорежиссеры, артисты эстрады и литераторы, - вновь блестяще справятся с задачей, которую ставит перед ними время. А начинать эту работу нужно прямо сейчас: ведь время - это деньги. Виктор ПЕЛЕВИН, главный научный сотрудник межбанковского комитета по информационным технологиям "Новая газета". 1998. No 41 (19 октября).
Виктор Пелевин
http://www.electroniclibrary21.ru/literature/pelewin/28.shtml
В настоящее время мы, желающие быть верными Православию и сохранить свою историческую монархию, находимся как бы в крепости, в которой множество фортов и бастионов разрушено вдребезги, другие полуразрушены,
и все наполовину, если не больше, захвачено коалиционными неприятельскими отрядами.
Этот страшный штурм удался именно от того, что мы не знали собственной крепости, не понимали, что в ней сильно
и слабо, что требовалось защищать, а что следовало даже самим поскорее разрушить.
Но, во всяком случае, крепость эта не взята еще окончательно, – отчасти потому, что неприятельские отряды хотя вообще действуют умнее наших, но тоже далеко невысокого ума и соображения.
И вот в этом положении окончательный исход штурма, полный успех неприятеля или его отбитие всецело зависит
от нашей сознательности.
Прекращая аллегории, – все зависит от того, поймем ли мы лучше свои собственные принципы и начнем
ли – не отрекаться от них, не говорить о риске от их исполнения, а, напротив, горячо, систематически исполнять их,
с полной верой, что в этом не риск, не гибель, а спасение.
Наше спасение зависит от того, перестанем ли мы полагаться на бумажные правила и каменные стены и потребуем
ли от самих себя и от всех наших, чтобы наше дело всюду защищалось живым,
сознательным и преданным ему человеком.
Если этого у нас не явится, то неврастеническим выкрикиванием проклятий врагам мы не возвратим назад ни одного камня взятых у нас бастионов, а потеряем и все остальное, пока еще не отнятое.
и все наполовину, если не больше, захвачено коалиционными неприятельскими отрядами.
Этот страшный штурм удался именно от того, что мы не знали собственной крепости, не понимали, что в ней сильно
и слабо, что требовалось защищать, а что следовало даже самим поскорее разрушить.
Но, во всяком случае, крепость эта не взята еще окончательно, – отчасти потому, что неприятельские отряды хотя вообще действуют умнее наших, но тоже далеко невысокого ума и соображения.
И вот в этом положении окончательный исход штурма, полный успех неприятеля или его отбитие всецело зависит
от нашей сознательности.
Прекращая аллегории, – все зависит от того, поймем ли мы лучше свои собственные принципы и начнем
ли – не отрекаться от них, не говорить о риске от их исполнения, а, напротив, горячо, систематически исполнять их,
с полной верой, что в этом не риск, не гибель, а спасение.
Наше спасение зависит от того, перестанем ли мы полагаться на бумажные правила и каменные стены и потребуем
ли от самих себя и от всех наших, чтобы наше дело всюду защищалось живым,
сознательным и преданным ему человеком.
Если этого у нас не явится, то неврастеническим выкрикиванием проклятий врагам мы не возвратим назад ни одного камня взятых у нас бастионов, а потеряем и все остальное, пока еще не отнятое.
elena_sem в Лев Тихомиров. Нужны ли принципы?
... николаевщина, будучи олицетворением мысли, воли и власти, – твердых и ясных, с одной стороны держала в порядке и приневоливала к порядку, а с другой стороны рождала всегда твердые преграды и препятствия своеволию, своемыслию, и вызывала, следовательно, всякий ум к подчинению с одной стороны, и к борьбе с препятствиями
– с другой стороны.
Вот что было отличительной чертой николаевской эпохи и главной причиной, почему в атмосфере, где чуялась власть
и где проявления власти иногда бывали даже резкими или неприятными, могли рождаться и развиваться здоровые
и гениальные личности ...
Почва была твердая, и путь хождения по ней был нелегок; приходилось считаться с властью и видеться
с препятствиями, от нее исходившими; а кто же не знает, что только тогда личность человека может развиваться
и совершенствоваться, когда ей приходится бороться и иметь дело с препятствиями в атмосфере, где все стихии,
однако, в порядке.
И вот почему я так благоговею перед николаевской эпохой и так искренно желал бы ее воскрешения.
Она бы дала нам людей, а эти люди дали бы нашей родине к ней, заботу о ней и труд для нее,
– три вещи, которые, безусловно, отсутствуют в настоящее время в новых поколениях после николаевской эпохи.
– с другой стороны.
Вот что было отличительной чертой николаевской эпохи и главной причиной, почему в атмосфере, где чуялась власть
и где проявления власти иногда бывали даже резкими или неприятными, могли рождаться и развиваться здоровые
и гениальные личности ...
Почва была твердая, и путь хождения по ней был нелегок; приходилось считаться с властью и видеться
с препятствиями, от нее исходившими; а кто же не знает, что только тогда личность человека может развиваться
и совершенствоваться, когда ей приходится бороться и иметь дело с препятствиями в атмосфере, где все стихии,
однако, в порядке.
И вот почему я так благоговею перед николаевской эпохой и так искренно желал бы ее воскрешения.
Она бы дала нам людей, а эти люди дали бы нашей родине к ней, заботу о ней и труд для нее,
– три вещи, которые, безусловно, отсутствуют в настоящее время в новых поколениях после николаевской эпохи.
elena_sem в Князь Владимир Мещерский. Письма консерватора- Сб, 12:58: вряд ли мединский кому-либо нужен , -- напомню то, что культура носит исключительно национальный характер и другой http://t.co/KhCzShVcso
- Сб, 13:05: как участник международного руского консервативного форума http://t.co/HoLPlp6PDI
- Сб, 13:06: разместил http://t.co/WTut8D1f1C 18.html http://t.co/FGnSTulbjp
- Сб, 13:17: государство всего лишь функция территории и населения , эту территорию населяющее , читаем : http://t.co/IjG6JyJvhN http://t.co/HbezhGDN8J
- Сб, 13:19: к сожалению население территории крайне разрознено и не в состоянии понимать чего-либо, - да им , населению и не до http://t.co/ZcfE7lfVib
- Сб, 13:30: Кискин, Тюлькин, пидоРашкин, ... в общем - коммунисты... http://t.co/2VqWGK3zxn
- Сб, 14:56: Цены на недвижимость в Германии (Висмар) http://t.co/o4L2OW0TSC
- Сб, 16:21: Санкт-Петербург, старый http://t.co/KqfRSojTzo
- Сб, 17:13: Необольшевизм Владимира Путина http://t.co/yWPkXzlaRO
- Сб, 17:32: решение в идентификации ( кто ты, очень упрощенно ) ) и ниже уже банальное объяснение-- тезис "Необольшевизм Просто http://t.co/zrL2OrVYzE
Оригинал взят у polynkov в У нас изменились требования к потенциальным добровольцам.
polynkov в У нас изменились требования к потенциальным добровольцам. Обновленный перечень смотрите на нашем сайте - https://dobrovolec.org/stat-dobrovoltsem/
Просьба ко всем желающим стать добровольцами очень внимательно их прочитать.
В первую очередь, по требованиям командиров подразделений с которыми мы взаимодействуем, изменения коснулись сроков пребывания в отрядах - минимум 1 месяц для участников бд, военных, медицинских и технических специалистов (при наличии собственной экипировки) и 3 месяца для всех остальных лиц.
Также введен двухнедельный испытательный срок для лиц без необходимой экипировки. Если по его истечению к добровольцу не будет претензий, то он начнет получать более качественную экипировку, значительную часть которой мы сами закупаем на те средства, которые поступают в виде пожертвований.
Если по истечению недели Вы не получили ответа на заявку, или если что-то непонятно, то пишите координатору Сергею - vk.com/id276565030
Также обращаем Ваше внимание на формирование "гуманитарного батальона диванных войск доброволец.орг" - для тех, кто желает помогать ополчению Новороссии, в целом и добровольцам, в частности, не вставая с кресла. Вся информация об этой инициативе здесь - http://vk.com/wall-66778537_4665
Просьба ко всем желающим стать добровольцами очень внимательно их прочитать.
В первую очередь, по требованиям командиров подразделений с которыми мы взаимодействуем, изменения коснулись сроков пребывания в отрядах - минимум 1 месяц для участников бд, военных, медицинских и технических специалистов (при наличии собственной экипировки) и 3 месяца для всех остальных лиц.
Также введен двухнедельный испытательный срок для лиц без необходимой экипировки. Если по его истечению к добровольцу не будет претензий, то он начнет получать более качественную экипировку, значительную часть которой мы сами закупаем на те средства, которые поступают в виде пожертвований.
Если по истечению недели Вы не получили ответа на заявку, или если что-то непонятно, то пишите координатору Сергею - vk.com/id276565030
Также обращаем Ваше внимание на формирование "гуманитарного батальона диванных войск доброволец.орг" - для тех, кто желает помогать ополчению Новороссии, в целом и добровольцам, в частности, не вставая с кресла. Вся информация об этой инициативе здесь - http://vk.com/wall-66778537_4665
собственно ниже обещанная история из первой части,
часть1/2 здесь -- http://rus-vopros.livejournal.com/5421516.html
РАССКАЗ :
...Сегодня мы должны ехать на запад — в сторону города Аргун и большого «бандитского» равнинного аула Мескер-Юрт. Там нас уже ждут местные абреки, чтобы кое-что нам показать и рассказать, а быть может, и наоборот, — показать нас кое-кому со всеми вытекающими последствиями. Но гадать бесполезно — задачу надо выполнять. Перед этим необходимо заехать на Ханкалу — главную военную базу федеральных сил на территории не только Чечни, но и всего Северного Кавказа. <…>
Пока же мы собираемся. Мы — это я и мой напарник Андрей. Больше никого. Правила требуют взять с собой одного-двух спецназовцев («тяжелых», как у нас их называют) на прикрытие, но это не имеет никакого смысла. Если наша легковушка попадет в засаду или «абреки» решат нас сдать боевикам, наличие такой «поддержки» приведет только к тому, что «двухсотых» будет не двое, а трое или четверо. Начальство это понимает <…>.
Снаряжаемся. Переодеваемся в гражданскую одежду, купленную здесь же, в Гудермесе, на рынке (чтобы не слишком отличаться внешне от местного населения), суем в карманы пистолеты и гранаты. Автоматы, «разгрузки» с магазинами, еще гранатами, рациями — с собой — положим в ноги. <…> Мы — «крутые» по местным меркам. Не говоря уже о том, что лично у меня — почти непререкаемый авторитет среди наших «тяжелых», вооружена и снаряжена наша группа куда лучше, чем почти все остальные, — за счет личных «неформальных связей» и трофеев.
У меня — «писк» чеченской моды и предмет всеобщей зависти — «калашников» калибра 7.62 мм с круглым «пулеметным» магазином на 72 патрона и кустарным (но очень прилично сделанным) съемным откидным прикладом. Трофей. У Андрея — тоже трофейный АКСУ-74, самое удобное оружие для легковой автомашины: он короткий и достаточно мощный, из него вполне удобно стрелять прямо через лобовое стекло. У нас обоих — рации, «зашитые» только друг на друга п
о «шифрованному» каналу. Конечно, для аппаратуры армейского и тем более нашего пункта радиоэлектронной борьбы это не помеха, но при перехвате обычным «коммерческим» сканером, которым нередко пользуются «серьезные» боевики, разговоры наши будут слышны только
в виде совершенно неразборчивого бульканья. Но самое главное наше преимущество перед коллегами заключается в том, что нам не надо ждать очереди на гражданский автотранспорт, которого на все оперативные группы постоянно не хватает.
К этой командировке я подготовился на славу: оценив все нюансы, скрепя сердце пошел и подарил довольно богатому знакомому собственный весьма раритетный «коровин» первой модели (знакомый был депутат — ему все можно). А тот на радостях отвалил мне денег на снаряжение и прочее, необходимое в боевой работе, на что я, собственно, и рассчитывал.
На эти средства мы с напарником оперативно прикупили в Дагестане подержанный жигуль-«копейку» ярко-красного цвета, на котором рассекали по Чечне около месяца, пока она не примелькалась в наиболее часто посещаемых нами аулах… Но к тому времени у нас уже была трофейная белая «шестерка», а когда и она слишком «засветилась» — уже стояла в ремонте «семерка» (тоже «зачищенная» у какого-то «изъятого из обращения» боевика)… Вот на ней мы сейчас и поедем.
В дороге два-три раза поменяем номера — у нас их целый набор в багажнике, в каждом проверяемом адресе пополняем запас. Почти все машины у чеченцев — все равно угнанные из России, так что мы не испытываем никаких моральных трудностей, используя их «собственность» для выполнения своих обязанностей.
<…> Миновали местный городской отдел милиции (его в этом июле взорвал въехавший прямо в ворота на под завязку набитом взрывчаткой «Урале» боевик-«смертник»; 24 русских милиционера — из Челябинска, кажется, — никогда не вернутся домой), проехали «крепость» местных «ямадаевцев», проскочили мост через реку Аргун. «Финишная прямая» — скоро будем на КПП на Ханкалу.
Солдатик на въезде мельком бросает взгляд на машину и, даже не посмотрев на с превеликим трудом добытый (через местных «гэрэушников») пропуск, поднимает полосатый шест шлагбаума, а с брони стоящего рядом танка на нас бессмысленно-равнодушно пялится еще один «срочник» — механик-водитель. Месяца два назад нас не хотели на другой машине выпускать с Ханкалы после сигнала «стоп колеса», и начальнику КПП было абсолютно все равно, что мы «не армия».
Тоже была история… Когда я категорически отказался убрать машину от шлагбаума, майор, выстрелив «для устрашения» пару раз в воздух из своего ПМ, махнул этому самому танкисту (судя по лицу — чистокровному монголу) — тот спокойно прыгнул в люк, завел свой танк, тронул его вперед и собрался нас просто-напросто раздавить вместе с машиной. Причем мы нисколько не сомневались, что раздавит: «старший приказал», а обдумывать полученный приказ бравый потомок воинов Чингисхана не обучен совершенно. Скандал все же закончился «в нашу пользу» — подоспели вызванные мною «гэрэушники»-оперативники, и майор после долгих телефонных переговоров с комендатурой, «получив по ушам по первое число», недовольно бормоча, поплелся в свой вагончик. С тех пор нас знают здесь в лицо и даже не останавливают. <…>
Часовой-контрактник, хотя и знает нас как облупленных и приветствует соответственно, все же снимает трубку полевого телефона и докладывает: «Прибыли «Белка» и «Стрелка»! («Белов» и «Стрелков» — наши оперативные псевдонимы). Впускать?» — а сам уже тянет за веревку, заранее зная ответ.
На площадке перед палатками ждут «Вован» и «Гога» — тоже широко известные («в местных узких кругах») военные разведчики-оперативники. «Вован» поедет с нами, а «Гога» вышел его проводить, ну и поздороваться заодно. Недолгий перекур и обсуждение маршрута. Обмен приветствиями со знакомыми офицерами и контрактниками. Если мы вернемся с информацией, то скоро снова с ними увидимся — уже сегодня ночью будут со своей «броней» ждать нас на одном из «блоков». <…>
Мескер-Юрт — аул противный во всех отношениях. Тут действуют несколько небольших, но очень активных банд из состава группировки полевых командиров братьев Ахмадовых — «европейски известных» похитителей людей: в 1998 году они поймали и, не получив выкупа, отрезали головы шестерым гражданам Британии. Даже по чеченским меркам Ахмадовы и их люди — конченые подонки. Нам до британских шпионов (любым другим англичанам там делать было нечего абсолютно) дела нет никакого. Но ахмадовские люди регулярно подрывают и обстреливают наши воинские колонны. Гибнут русские солдаты и милиционеры. Поэтому бандиты и их пособники должны быть уничтожены. Или хотя бы осуждены — но это тоже не наша задача. Плохо то, что на гарнизоны местного ПОМа (поселкового отдела милиции) и крупного блокпоста совершенно нельзя опереться в работе — они донельзя развращены взятками. Мескер-Юрт — не только бандитское гнездо, это еще и один из крупнейших в Чечне центров добычи нефтяного конденсата и его перегонки. Доход с этой подпольной торговли имеют и боевики (им платят дань), и менты (такса за проезд каждого «наливника» через блокпост — 500 рублей, а их может пройти около 50 за ночь; в ценах 2000 года — очень неплохие деньги, которые делят между собой как начальники, так и рядовые сотрудники). Последние заключают своего рода договор с местным населением и боевиками: «вы нас не трогаете — мы вас тоже». И все «счастливы» — ведь местная сволота подрывает солдат за пределами аула, а значит, до них ментам и дела нет — слишком местечко теплое и безопасное, зачем рисковать?
Таким образом, предупреждать своих (если этих сволочей можно называть своими) о том, что мы будем «работать» в ауле, нельзя категорически — они пообещают поддержку и сразу сольют информацию. <…> Cвязной абрек на условленном месте ждет в своей машине. Пересаживаем его к себе и проводим беседу. Сегодня он готов указать четыре дома, где часто укрываются или ночуют боевики. <…> Зафиксировав всю устную информацию, в целом подтверждающую ту, что у нас уже имеется, едем смотреть адреса — наша машина пока в этом ауле не засвечена, заехала она с «правильной» стороны, такая же грязная, как и все, подозрений не вызывает. <…> В общем, задерживаться мы в ауле не стали… Абрека высадили в Аргуне, завезли «Вована» на Ханкалу — и на базу. Докладывать, планировать, организовывать…
сам источник 3-ей ГВ :
по материалам -- очередное интервью самого стрелкова
часть1/2 здесь -- http://rus-vopros.livejournal.com/5421516.html
РАССКАЗ :
...Сегодня мы должны ехать на запад — в сторону города Аргун и большого «бандитского» равнинного аула Мескер-Юрт. Там нас уже ждут местные абреки, чтобы кое-что нам показать и рассказать, а быть может, и наоборот, — показать нас кое-кому со всеми вытекающими последствиями. Но гадать бесполезно — задачу надо выполнять. Перед этим необходимо заехать на Ханкалу — главную военную базу федеральных сил на территории не только Чечни, но и всего Северного Кавказа. <…>
Пока же мы собираемся. Мы — это я и мой напарник Андрей. Больше никого. Правила требуют взять с собой одного-двух спецназовцев («тяжелых», как у нас их называют) на прикрытие, но это не имеет никакого смысла. Если наша легковушка попадет в засаду или «абреки» решат нас сдать боевикам, наличие такой «поддержки» приведет только к тому, что «двухсотых» будет не двое, а трое или четверо. Начальство это понимает <…>.
Снаряжаемся. Переодеваемся в гражданскую одежду, купленную здесь же, в Гудермесе, на рынке (чтобы не слишком отличаться внешне от местного населения), суем в карманы пистолеты и гранаты. Автоматы, «разгрузки» с магазинами, еще гранатами, рациями — с собой — положим в ноги. <…> Мы — «крутые» по местным меркам. Не говоря уже о том, что лично у меня — почти непререкаемый авторитет среди наших «тяжелых», вооружена и снаряжена наша группа куда лучше, чем почти все остальные, — за счет личных «неформальных связей» и трофеев.
У меня — «писк» чеченской моды и предмет всеобщей зависти — «калашников» калибра 7.62 мм с круглым «пулеметным» магазином на 72 патрона и кустарным (но очень прилично сделанным) съемным откидным прикладом. Трофей. У Андрея — тоже трофейный АКСУ-74, самое удобное оружие для легковой автомашины: он короткий и достаточно мощный, из него вполне удобно стрелять прямо через лобовое стекло. У нас обоих — рации, «зашитые» только друг на друга п
о «шифрованному» каналу. Конечно, для аппаратуры армейского и тем более нашего пункта радиоэлектронной борьбы это не помеха, но при перехвате обычным «коммерческим» сканером, которым нередко пользуются «серьезные» боевики, разговоры наши будут слышны только
в виде совершенно неразборчивого бульканья. Но самое главное наше преимущество перед коллегами заключается в том, что нам не надо ждать очереди на гражданский автотранспорт, которого на все оперативные группы постоянно не хватает.
К этой командировке я подготовился на славу: оценив все нюансы, скрепя сердце пошел и подарил довольно богатому знакомому собственный весьма раритетный «коровин» первой модели (знакомый был депутат — ему все можно). А тот на радостях отвалил мне денег на снаряжение и прочее, необходимое в боевой работе, на что я, собственно, и рассчитывал.
На эти средства мы с напарником оперативно прикупили в Дагестане подержанный жигуль-«копейку» ярко-красного цвета, на котором рассекали по Чечне около месяца, пока она не примелькалась в наиболее часто посещаемых нами аулах… Но к тому времени у нас уже была трофейная белая «шестерка», а когда и она слишком «засветилась» — уже стояла в ремонте «семерка» (тоже «зачищенная» у какого-то «изъятого из обращения» боевика)… Вот на ней мы сейчас и поедем.
В дороге два-три раза поменяем номера — у нас их целый набор в багажнике, в каждом проверяемом адресе пополняем запас. Почти все машины у чеченцев — все равно угнанные из России, так что мы не испытываем никаких моральных трудностей, используя их «собственность» для выполнения своих обязанностей.
<…> Миновали местный городской отдел милиции (его в этом июле взорвал въехавший прямо в ворота на под завязку набитом взрывчаткой «Урале» боевик-«смертник»; 24 русских милиционера — из Челябинска, кажется, — никогда не вернутся домой), проехали «крепость» местных «ямадаевцев», проскочили мост через реку Аргун. «Финишная прямая» — скоро будем на КПП на Ханкалу.
Солдатик на въезде мельком бросает взгляд на машину и, даже не посмотрев на с превеликим трудом добытый (через местных «гэрэушников») пропуск, поднимает полосатый шест шлагбаума, а с брони стоящего рядом танка на нас бессмысленно-равнодушно пялится еще один «срочник» — механик-водитель. Месяца два назад нас не хотели на другой машине выпускать с Ханкалы после сигнала «стоп колеса», и начальнику КПП было абсолютно все равно, что мы «не армия».
Тоже была история… Когда я категорически отказался убрать машину от шлагбаума, майор, выстрелив «для устрашения» пару раз в воздух из своего ПМ, махнул этому самому танкисту (судя по лицу — чистокровному монголу) — тот спокойно прыгнул в люк, завел свой танк, тронул его вперед и собрался нас просто-напросто раздавить вместе с машиной. Причем мы нисколько не сомневались, что раздавит: «старший приказал», а обдумывать полученный приказ бравый потомок воинов Чингисхана не обучен совершенно. Скандал все же закончился «в нашу пользу» — подоспели вызванные мною «гэрэушники»-оперативники, и майор после долгих телефонных переговоров с комендатурой, «получив по ушам по первое число», недовольно бормоча, поплелся в свой вагончик. С тех пор нас знают здесь в лицо и даже не останавливают. <…>
Часовой-контрактник, хотя и знает нас как облупленных и приветствует соответственно, все же снимает трубку полевого телефона и докладывает: «Прибыли «Белка» и «Стрелка»! («Белов» и «Стрелков» — наши оперативные псевдонимы). Впускать?» — а сам уже тянет за веревку, заранее зная ответ.
На площадке перед палатками ждут «Вован» и «Гога» — тоже широко известные («в местных узких кругах») военные разведчики-оперативники. «Вован» поедет с нами, а «Гога» вышел его проводить, ну и поздороваться заодно. Недолгий перекур и обсуждение маршрута. Обмен приветствиями со знакомыми офицерами и контрактниками. Если мы вернемся с информацией, то скоро снова с ними увидимся — уже сегодня ночью будут со своей «броней» ждать нас на одном из «блоков». <…>
Мескер-Юрт — аул противный во всех отношениях. Тут действуют несколько небольших, но очень активных банд из состава группировки полевых командиров братьев Ахмадовых — «европейски известных» похитителей людей: в 1998 году они поймали и, не получив выкупа, отрезали головы шестерым гражданам Британии. Даже по чеченским меркам Ахмадовы и их люди — конченые подонки. Нам до британских шпионов (любым другим англичанам там делать было нечего абсолютно) дела нет никакого. Но ахмадовские люди регулярно подрывают и обстреливают наши воинские колонны. Гибнут русские солдаты и милиционеры. Поэтому бандиты и их пособники должны быть уничтожены. Или хотя бы осуждены — но это тоже не наша задача. Плохо то, что на гарнизоны местного ПОМа (поселкового отдела милиции) и крупного блокпоста совершенно нельзя опереться в работе — они донельзя развращены взятками. Мескер-Юрт — не только бандитское гнездо, это еще и один из крупнейших в Чечне центров добычи нефтяного конденсата и его перегонки. Доход с этой подпольной торговли имеют и боевики (им платят дань), и менты (такса за проезд каждого «наливника» через блокпост — 500 рублей, а их может пройти около 50 за ночь; в ценах 2000 года — очень неплохие деньги, которые делят между собой как начальники, так и рядовые сотрудники). Последние заключают своего рода договор с местным населением и боевиками: «вы нас не трогаете — мы вас тоже». И все «счастливы» — ведь местная сволота подрывает солдат за пределами аула, а значит, до них ментам и дела нет — слишком местечко теплое и безопасное, зачем рисковать?
Таким образом, предупреждать своих (если этих сволочей можно называть своими) о том, что мы будем «работать» в ауле, нельзя категорически — они пообещают поддержку и сразу сольют информацию. <…> Cвязной абрек на условленном месте ждет в своей машине. Пересаживаем его к себе и проводим беседу. Сегодня он готов указать четыре дома, где часто укрываются или ночуют боевики. <…> Зафиксировав всю устную информацию, в целом подтверждающую ту, что у нас уже имеется, едем смотреть адреса — наша машина пока в этом ауле не засвечена, заехала она с «правильной» стороны, такая же грязная, как и все, подозрений не вызывает. <…> В общем, задерживаться мы в ауле не стали… Абрека высадили в Аргуне, завезли «Вована» на Ханкалу — и на базу. Докладывать, планировать, организовывать…
сам источник 3-ей ГВ :
по материалам -- очередное интервью самого стрелкова
часть 2/2 здесь -- http://rus-vopros.livejournal.com/5421226.html
Этот рассказ оказался в нашем распоряжении благодаря представителям «Анонимного интернационала»
Еще прошлым летом они отчитались о взломе почты Игоря Стрелкова (Гиркина).
Исполненные в стилистической манере экс-главкома армии Новороссии «Приключения отморозков» в переписке с неизвестным адресатом сопровождаются пояснением:
«Публиковать нельзя, потому что люди, которых мы захватывали, как правило, после допроса бесследно пропадали. Освобождали только «случайных». Остальных без суда».
В рассказе описывается вылазка «оперативной группы федералов» с базы на Ханкале в селение Мескер-Юрт во время второй чеченской войны. Для крутых, как утверждает автор, ребят на вазовкой «семерке», «зачищенной у какого-то изъятого из обращения боевика», этот выезд уже не первый.
О чеченском периоде героя можно многое узнать из материалов, добытых «Анонимным интернационалом».
В переписке, принадлежащей предположительно Стрелкову-Гиркину и кураторам Крымской весны, говорится, например, о его службе в ФСБ с 1996 по 2014 год и участии в оперативных мероприятиях на территории Чеченской Республики.
Мы отправили запрос в ФСБ с просьбой разъяснить, наконец, официальный статус Стрелкова-Гиркина в службе.
И главное, прокомментировать, возможно, принадлежащий его перу рассказ о «героических приключениях» в Чечне.
Надеемся, что уже скоро сможем опубликовать ответ ФСБ.
Еще раз, и это важно: данный текст лишь предположительно имеет отношение к Стрелкову (Гиркину), предположительно сотруднику ФСБ. Вполне вероятно, что это типичное военное воспоминание одного обладающего склонностью к литературному творчеству участника событий 15-летней давности. Ничего более твердо мы гарантировать не можем.
Мы попросили Игоря Стрелкова-Гиркина дать пояснения по сути этого рассказа. Однако его пресс-секретарь Анастасия Михайловская причастность главнокомандующего к «Приключениям отморозков» категорически опровергла.
Сам Стрелков не стал ничего комментировать.
Стремительный взлет Стрелкова-Гиркина случился в апреле прошлого года после захвата его группой Славянска.
Провозгласив себя главкомом армии Новороссии, Стрелков-Гиркин стал самым узнаваемым лицом Донбасса.
О нем говорили как о твердом, справедливом, аскетичном главкоме в советской гимнастерке — спит прямо на рабочем стуле и ест за одним столом с солдатом.
Популярность дважды разведенного жителя Бибирева стала приближаться к рейтингу первых лиц России.
Сначала осторожно, а затем все увереннее он начал критиковать за «слив освободительной войны» администрацию президента
и лично «куратора Донбасса» Владислава Суркова.
Популярность Гиркина не угасала даже после его принудительного возвращения на родину.
Полководец-романтик, сражавшийся за Русский мир, начал проводить встречи с поклонниками и патриотами по всей стране.
В образе его что-то стало неуловимо меняться. Перед нами уже не романтик в советской гимнастерке, а воротила, провернувший грандиозное дело. На встречу с поклонниками Игорь Иванович приезжает теперь в сопровождении молодой блондинки и двух черных мерсов S-класса. Мечта и Золотой парашют революционера.
От прежнего реконструктора исторических битв и «отмороженного опера» Игоря Ивановича не осталось и следа.
Зато остались свидетельства былых подвигов.
Вот само интервью :
Этот рассказ оказался в нашем распоряжении благодаря представителям «Анонимного интернационала»
Еще прошлым летом они отчитались о взломе почты Игоря Стрелкова (Гиркина).
Исполненные в стилистической манере экс-главкома армии Новороссии «Приключения отморозков» в переписке с неизвестным адресатом сопровождаются пояснением:
«Публиковать нельзя, потому что люди, которых мы захватывали, как правило, после допроса бесследно пропадали. Освобождали только «случайных». Остальных без суда».
В рассказе описывается вылазка «оперативной группы федералов» с базы на Ханкале в селение Мескер-Юрт во время второй чеченской войны. Для крутых, как утверждает автор, ребят на вазовкой «семерке», «зачищенной у какого-то изъятого из обращения боевика», этот выезд уже не первый.
О чеченском периоде героя можно многое узнать из материалов, добытых «Анонимным интернационалом».
В переписке, принадлежащей предположительно Стрелкову-Гиркину и кураторам Крымской весны, говорится, например, о его службе в ФСБ с 1996 по 2014 год и участии в оперативных мероприятиях на территории Чеченской Республики.
Мы отправили запрос в ФСБ с просьбой разъяснить, наконец, официальный статус Стрелкова-Гиркина в службе.
И главное, прокомментировать, возможно, принадлежащий его перу рассказ о «героических приключениях» в Чечне.
Надеемся, что уже скоро сможем опубликовать ответ ФСБ.
Еще раз, и это важно: данный текст лишь предположительно имеет отношение к Стрелкову (Гиркину), предположительно сотруднику ФСБ. Вполне вероятно, что это типичное военное воспоминание одного обладающего склонностью к литературному творчеству участника событий 15-летней давности. Ничего более твердо мы гарантировать не можем.
Мы попросили Игоря Стрелкова-Гиркина дать пояснения по сути этого рассказа. Однако его пресс-секретарь Анастасия Михайловская причастность главнокомандующего к «Приключениям отморозков» категорически опровергла.
Сам Стрелков не стал ничего комментировать.
Стремительный взлет Стрелкова-Гиркина случился в апреле прошлого года после захвата его группой Славянска.
Провозгласив себя главкомом армии Новороссии, Стрелков-Гиркин стал самым узнаваемым лицом Донбасса.
О нем говорили как о твердом, справедливом, аскетичном главкоме в советской гимнастерке — спит прямо на рабочем стуле и ест за одним столом с солдатом.
Популярность дважды разведенного жителя Бибирева стала приближаться к рейтингу первых лиц России.
Сначала осторожно, а затем все увереннее он начал критиковать за «слив освободительной войны» администрацию президента
и лично «куратора Донбасса» Владислава Суркова.
Популярность Гиркина не угасала даже после его принудительного возвращения на родину.
Полководец-романтик, сражавшийся за Русский мир, начал проводить встречи с поклонниками и патриотами по всей стране.
В образе его что-то стало неуловимо меняться. Перед нами уже не романтик в советской гимнастерке, а воротила, провернувший грандиозное дело. На встречу с поклонниками Игорь Иванович приезжает теперь в сопровождении молодой блондинки и двух черных мерсов S-класса. Мечта и Золотой парашют революционера.
От прежнего реконструктора исторических битв и «отмороженного опера» Игоря Ивановича не осталось и следа.
Зато остались свидетельства былых подвигов.
Вот само интервью :
В журнале "Русский репортер" опубликовано интервью с Игорем Стрелковым (Гиркиным), с которым беседует Юлия Гутова. Наш блог приводит текст беседы.
«Я нажал спусковой крючок войны. Вначале там никто не хотел воевать», — сказал про себя офицер, историк по образованию Игорь Всеволодович Гиркин, он же — экс-министр обороны Донецка Игорь Иванович Стрелков. Те, кто считают войну на Украине «российской агрессией», в том числе благодаря откровениям Стрелкова, полагают, что именно он и начал войну. Это, конечно, преувеличение: гражданский конфликт возник там раньше и вряд ли его ход мог целиком зависеть от одного-единственного командира ополчения. Но в любом случае Стрелков уже вошел в историю. И при этом у нас есть возможность не только читать про него в хрониках, а и видеть его своими глазами. Персонаж военных описаний, которые станут изучать в будущем, — какой он на самом деле?
В промзоне на окраине Москвы — офис гуманитарного общественного движения «Новороссия». Оно помогает людям Донбасса лекарствами, одеждой, едой. Интеллигентный охранник забирает сотовый телефон при входе. Внутри — столы с компьютерами, по клавиатурам стучат мужчины в хаки. Белые пакеты с пряниками аккуратно сложены рядами у стенки. Пахнет новым ремонтом, все доделывают на ходу, в коридоре что-то сверлят, в приемной для меня не хватает стула.
— Вопрос про российские войска вычеркивайте, — пресс-атташе Настя запрещает мне спрашивать у Стрелкова, рассчитывал ли он в Славянске на помощь российских войск.
— Если он не захочет, может не отвечать, — говорю.
— Нет. Он-то может и ответить. Поэтому это я вам говорю. Про войска — вычеркиваем.
Да, Игорь Стрелков — бывший командир повстанцев в Славянске. Бывший командующий вооруженными силами Донецкой народной республики. Это он решил отправиться с группой ополченцев в Славянск и возглавить там оборону. Потом именно он решил, что ополченцы Славянск оставят. Это он 6 июля объявил себя диктатором, военным комендантом Донецка. Но в нашей, московской реальности красивая Настя страшнее Стрелкова.
Офицер
— Нет! Вы сюда, пожалуйста, не садитесь, тут сядет Игорь Иванович. Садитесь, пожалуйста, сюда.
В кабинете сумрачно. Окно за спиной плотно закрыто вертикальными жалюзи. Офисный стол, Игорь Стрелков с переносицей, покрасневшей от простуды, печальный как заложник. Он в сером пиджаке напротив меня — пресс-атташе по левую руку.
— Почему вы, боевой командир, создали гуманитарное движение? —спрашиваю мужчину в сером пиджаке.
— Понимаете, другого варианта помочь Новороссии у меня на самом деле не было. То есть… создать какую-то армию мне никто бы не дал. Также мне никто бы не позволил создать политическую структуру.
Пауза. Он медленно роняет голову вперед и чуть влево, своим характерным движением, будто шея надломилась у основания. Или будто кто-то отпустил веревочку, которая тянула голову вверх. Все знают, что его заставили уехать из Донецка, когда в Минске шли мирные переговоры.
— Тем более что в политику я сам не хочу.
— Не помогать Новороссии — такого варианта у вас не было?
— Нет, для меня не было. Но дело в том, что, повторяю, там остались мои товарищи. Мои бойцы. Перед которыми я имею большой моральный долг. Имел и имею. То есть полностью отказаться от всего, что там происходит, — это означало в какой-то степени… ну, дезертировать, что ли.
— Тут говорят, гуманитарному движению очень помогает ваш авторитет.
Он делает долгие паузы.
— Собственно, это единственное, чем я тут занимаюсь. Поскольку я не имею никаких профессиональных навыков как тыловик. Не имею вообще ни вкуса, ни навыков хозяйственной деятельности. Поэтому в движе- нии я, в основном, играю роль, конечно же… говорящей головы, — пауза. — Да. То есть человека, который получил, благодаря проведенной в свое время пропаган-дистской кампании, определенный в обществе. И которого воспринимают именно в данном качестве. Как некую, там, ну… знаменитость. За счет этого движению действительно удается достаточно многое. Люди считают, и я надеюсь, они не ошибаются, что я человек, который не будет разворовывать гуманитарную помощь.
— Но при чем тут пиар, если вы принимали решения, которые повлияли на жизнь очень многих людей. У меня есть к вам вопросы не потому, что вы знаменитость, а потому, что вы человек, который в определенный момент жизни делал общую нашу историю. И получив от вас ответы, простой человек может лучше понять свою историю.
Слева доносится хихиканье пресс-атташе.
— Ну, давайте, давайте… — Стрелков глубоко вздыхает, потом иронично улыбается. — Как-то у нас с вами разговор идет так, — он показывает рукой змейку и круги, то есть разговор ходит по кругу и петляет. — Давайте прямыми путями.
Он складывает пальцы лопаткой и показывает, как это — прямыми путями.
Пешка ..
В подмосковном профилактории «Вербилки» у ворот лает большой черный пес. Домики из ДВП, большая темная столовая. В ней четверо ополченцев в хаки сидят за накрытыми клеенкой столами. У всех у них ноги частично или полностью ампутированы. Кому-то на средства, собранные движением «Новороссия», уже поставили протез, кому-то еще пока нет. Доедают второе, смотрят в большой плазменный телевизор. Там передача про . «Все луковицы, посадочный материал весь импортный, — говорит женщина, показывая на ведра с цветами. — Соответственно, учитывая современный курс доллара и евро, цена на цветы повышается».
В вазах перед бойцами алые гвоздики.
— Это Стрелков привез, — говорит ополченец Александр. — Когда приезжал нас награждать и поздравлять, двадцать третьего февраля. До сих пор, смотрите, стоят!
Выходят покурить. С дорожек на турбазе сходит снег.
— Сами мы с Донбасса, с Луганска, — говорит Александр. Они с лета живут в этом профилактории, восстанавливаются, ждут операций, привыкают к протезам. Александр уже вполне ловко может ходить. – А это наш… пионерлагерь… — тоскливо обводит пространство рукой.
— Вам тоскливо тут? Вы не можете отсюда уехать?
— А куда нам ехать? Наш дом под украми. Славянск, Дружковка, Константиновка, это ж все под украми до Донецка. Наши семьи там. Если активистов за то, что они носили георгиевские ленточки, посадили там на семь лет, то с нами, если узнают, что мы участвовали, что сделают? С нами, с нашими семьями? Как можно это сказать? — спрашивает он меня. И ждет ответа.
— Как нам возвращаться? — продолжает он, когда видит, что ответа нет. — Мы с семьями каждый день по скайпу говорим, с ними все в порядке. Ну а завтра что с ними будет? Как я могу знать?
— Вы можете поехать в Донецк.
— Поедем в Донецк, а там жрать нечего. Зачем мы там — нахлебники, калеки?
— Значит, надо как-то попробовать жить здесь?
— А кому мы тут нужны? Мы же вроде как ветераны, но не этой страны. Наши семьи, дома — все там. Мы сможем вернуться, только если Новороссия прежние границы вернет, если выбьют оттуда укров. Каждый день смотрим новости. А если они мир сейчас заключат? С такими вот границами, как сейчас, сдав наши дома. Что нам тогда делать? Зачем мы тогда пошли воевать?
Ополченец Игорь лежит в своей комнате, за закрытой дверью. Двоих его друзей, соседей по комнате, увезли на операцию. Опустевшие кровати смяты. На одной шахматы и нарды. Шахматы почему-то разложены, хотя в них никто сейчас не играет. Какие-то фигуры стоят на доске. А на смятом одеяле валяются белые пешки, офицер, ферзь и конь, которые убиты. Фигуры не могут вернуться в коробку, пока партию не доиграли, даже если их убрали с доски.
— Какая фигура самая боеспособная?
— Ферзь, — говорит Игорь. — Но мне больше нравятся офицеры, слоны. Ими играть проще. Потому что за ферзем обычно охота идет. А на офицеров обращают меньше внимания.
— Да, ферзь сразу слетает с доски, стоит ему хоть где-то себя подставить.
— Почему. Можно и самому его, выгодно для себя, подставить. И благодаря этому создать численное преимущество, убить больше фигур. Шахматы, говорят, и создавали как тренажер для полководцев.
— А какая фигура вы?
— В том плане, в какой роли участвовал? Пешка.
— Каково быть пешкой?
— А в каком-то смысле хорошо даже.
— Почему?
— А меньше думаешь о других.
— А я среди фигур предпочитаю, больше ценю коней, — говорит ополченец Александр.
— Почему?
— А ими круче. Они друг друга прикрывают, защищают. Конь коня. Вот так начинаешь ими кружить, кружить. А офицеры — они же ходят только по прямой.
Свобода воли
Стрелков морщит брови и прижимает пальцы левой руки ко лбу, как будто у него очень сильно болит голова, может быть, от простуды.
— Когда был первый бой в районе Славянска, кто первый нападал? Как это было?
— Смотря что называть боем… Для меня бой — это достаточно длительное боевое столкновение, в котором с разных сторон участвуют десятки людей и применяется различное вооружение. Первая локальная стычка произошла буквально через сутки после того, как мы заняли здание СБУ, после того, как заявили о том, что Славянск перешел под наш контроль. Я получил данные, что в районе Семеновки и заброшенного аэродрома ДОСААФ появились украинские военные, какой-то спецназ. И выслал туда разведгруппу, на автомашинах. Из сос-тава первого взвода, пришедшего со мной из Крыма. Они, следуя по дороге, натолкнулись на колонну из трех иномарок, в которых ехали украинские военные, бойцы специального назначения. То есть столкновение было очень неожиданное. Но поскольку почти все бойцы вот этой разведгруппы имели боевой опыт, они среагировали быстрее, нанесли огневое поражение той колонне.
Он опирается на стол и начинает говорить — будничным тоном, будто зачитывает параграф учебника.
— …После чего, когда на помощь подошли три украинских бэтээра, они вынуждены были отступить. Вот. В ходе этого боя был тяжело ранен командир украинской «Альфы». Украинская сторона признала гибель только одного офицера и ранение трех офицеров СБУ. Но мне доложили, что из строя было выведено от восьми до двенадцати человек. И я склонен данной цифре верить, потому что украинская сторона всегда настолько занижала собственные потери, что это бы в принципе выглядело… нелогично, если бы они назвали истинную цифру потерь. Мне доложили, — он будто просыпается и начинает говорить громче, — что экипажи двух машин были выбиты полностью. А третьей —частично. Можно говорить о том, что не менее двадцати человек были поражены. Что было после этого… Следующий бой был на блокпосту, в нем непосредственно участвовали только местные ополченцы, это так называемая Кровавая пасха. Когда ночью, на четырех джипах, группа вооруженных активистов правого сектора пыталась прорваться на Карачун и захватить телецентр. В ходе того ночного боя погибли двое ополченцев и один боец правого сектора. Кроме того, у них было как минимум четверо тяжелораненых. Две машины они бросили сгоревшими в поле. Были захвачены пулемет и несколько единиц стрелкового оружия.
Стрелков опирается на стол, смотрит чуть в сторону:
— А если говорить о серьезном бое… о первом серьезном бое, то он произошел второго мая, когда украинские военные предприняли то, что принято называть первым штурмом Славянска. То есть с разных сторон они атаковали наши блокпосты. Практически со всех сторон. Сбили и гарнизоны, поскольку гарнизоны были очень небольшие и слабовооруженные, по одному-два автомата на блокпост. Выбили наш гарнизон с телецентра. С Карачун. Первую атаку наши ополченцы, десять человек, которые там находились, вооруженные только стрелковым оружием, отбили. Вторую атаку при поддержке четырех бэтээров они уже отбить не могли, поскольку не имели никакого противотанкового оружия. Без потерь, но они вынуждены были оставить телецентр, отступить в город. Ну, на некоторых блокпостах были потери, были убитые и раненые ополченцы, местные. Основные резервы я держал в городе — в ожидании, что они начнут общий штурм и придется вести уличные бои. Однако после того, как нашими бойцами были сбиты два вертолета, украинская сторона как-то не решилась дальше атаковать. Более того, часть блокпостов они уничтожили, но не стали штурмовать. Хотя мы ждали. Основные силы были сосредоточены в центре города, я ждал, с какой стороны будет атака. Она так и не последовала. Они после этого приступили к осаде города. А на следующий день состоялся бой в Семеновке…
Он начинает смотреть в пространство перед собой и монотонно излагает, какой бой был на следующий день, а какой потом.
— Ну, — вдруг он откидывается на стуле и меняет тон. — Так это все. Каких-то ярких эпизодов, которые были бы интересны… Ну, все это достаточно широко освещалось. Например, вот: во время боев второго июня был подвиг двух бронебойщиков. Два бойца, занимавших передовые позиции перед мостом в Семеновке, были вооружены противотанковыми ружьями. Они, несмотря на то что их ружья не могли пробить броню танков, до конца, до последнего вели огонь. Выводили приборы наблюдения из строя. Пытались вывести из строя вооружение танковое. И им это частично удалось, но… Оба бойца тогда погибли на месте, их в упор расстреляли из танковых пушек.
— Не знаю, правильная ли ваша биография, которая есть в интернете. Но там написано, что вы закончили исторический факультет и после этого стали военным. Такое ощущение, будто вы решили перестать изучать историю и начать в ней участвовать. Так ли это?
Слева доносится смех.
— Нет! — протестует пресс-атташе Настя. — Игорь Иванович, вы хотите отвечать на такие вопросы из журнала «Крестьянка»?!
— Ну, понимаете, — говорит Стрелков. — Я всегда, с детства мечтал стать военным. Но не был наделен от природы сильным, хорошим здоровьем… еще и зрение здорово подпортил постоянным чтением. То есть варианты поступать в военно-политическое училище — потому что, не забывайте, это было советское время — как-то мне не очень нравились. Поэтому как бы я решил, что военная карьера такого рода мне неинтересна. Вот. А так я вообще-то мечтал стать военным, сколько себя помню. Что касается — почему именно после окончания вуза. Ну, как сказать… Действительно это было время, когда все рушилось вокруг. Потому что рухнула великая держава, моя родина. И… Ну… Я просто не мог оставаться в стороне от того, что происходило. Я считал, что долг человека, который понимает гибельность происходящих событий, как-то во всем этом участвовать. При этом я, может быть, и не собирался еще на тот момент быть профессиональным военным. Тем более что и после событий в Приднестровье, в Боснии, и даже, если не ошибаюсь, после первой Чечни я еще занимался историей, на уровне исследователя. Посещал архивы. И писал научные статьи. Которые публиковались в малотиражных журналах — вот «Военная быль», выходил такой журнал в Москве, там много было опубликовано моих статей. Ну, было какое-то распутье. То есть не было такого четкого ощущения, что надо быть военным. И делать историю. Естественно, как человек, который увлекался именно военной историей… причем историей в основном гражданской войны, по войне я писал диплом. Для меня это было, ну… Действительно, было желание вживую увидеть, как все это происходит. Почувствовать то, о чем я читал.
— Ваше желание реализовалось?
— Да… Это мое желание реализовалось. Более чем. Боле-е-чем…
— Но там, возможно, был какой-то подвох.
— В смысле?
— Вы в своем опубликованном дневнике писали, что есть синдром отравления порохом.
— Ну, во-первых, это писал еще достаточно молодой человек. Какой год-то? Девяносто четвертый, наверное, да? Когда я писал это. Или девяносто пятый… — вздыхает глубоко.— То есть сейчас бы я так не написал. То есть были какие-то вот штампы, которые воспринимались тогда и которые не воспринимаются сейчас. Понимаете, это же было время, когда были в обиходе такие понятия, как афганский синдром, чеченский синдром. Ну, война воспринималась обществом как нечто совершенно ненормальное. Это и есть ненормальное, да. Но с другой стороны, если смотреть на историю, то война не более ненормальное состояние человеческого общества, чем мир. Мир примерно столько же воюет, сколько, — глубокий вздох, — живет в мире, если на то пошло. Но именно в то время существовал этот принцип: лишь бы не было войны. Вот, все что угодно, лишь бы не было войны. Он считался аксиомой. Ну, для меня он и тогда не являлся аксиомой. Но какие-то рецидивы вот этого воспитания тогда еще были — может быть, это и выразилось в такой фразе: «синдром отравления порохом». Конечно, человек, прошедший реальную войну, реальные боевые действия, становится совершенно другим, чем был до этого. Это естественно. Но это не значит, что он становится ненормальным. Как его зачастую стремится представить пресса. Или человеческая… людская молва.
— Мне кажется, люди просто боятся тех, кто изменен войной.
— Да, — он снова становится ироничным. — Могут бояться. Да, могут и бояться. Почему нет, это нормальное явление. Просто… Во-первых, далеко не все люди способны воевать. И тем более воевать добровольно. То есть не по принуждению, не по мобилизации, а по своему решению. Людей, которые способны ради, ну, каких-то абстрактных, идеальных, идеалистических побуждений пойти… на смерть-то, собственно говоря, никто не идет, если так говорить. Но рискнуть жизнью всерьез — их пять процентов где-то в обществе таких.
— Они и делают историю?
— В общем, наверное, да. Если они попадают в нужное место в нужное время. Примерно так.
— Может, поэтому другие люди стараются держаться от этого подальше. Потому что когда происходит история, как правило, большинство страдает.
— Ну, в общем-то, можно и так сказать. Потому что вообще люди не очень любят масштабные изменения. Поскольку это разрушает их привычный уклад жизни. Зачастую при этом люди, которые участвуют в процессах, воспринимаются как виновники данных разрушений. Хотя очень часто эти пять процентов не являются виновниками даже близко. Просто они занимают активную жизненную позицию. Ну, например, если уж так говорить, то меня многие считают виновником того, что сейчас происходит на Донбассе. Я подчеркиваю, что ответственность и чувство вины — это совершенно разные вещи. Я не чувствую себя виновным за то, что там произошло, — он выпрямляется и говорит тверже. — Я считаю, что я поступал правильно, исходя из тех соображений, которые у меня были. Я и сейчас считаю, что поступаю абсолютно правильно. А вот ответственность — да. Имеет место быть. То есть я не могу от нее уклониться ни в коей мере. Поскольку принял активное участие в этих событиях. И в какой-то степени, ну… повернул их в определенное русло.
— То есть тот, кто делает историю, не решает, какой она будет?
— А кто решает, какой она будет? Дело в том, что… Мы даже сейчас толком не знаем, какие решения принимались. И нескоро еще узнаем. Узнаем ли вообще когда-либо? Не факт. Какие решения принимались в Вашингтоне по поводу Донецка? Какие решения принимались в Москве? Настоящие решения — не то, что выдается на-гора в телевизоры. Как виделась эта ситуация, допустим, из окон Белого дома или из Кремля? Но я совершенно уверен, что без… что в любом случае эти решения очень сильно, вольно или невольно, были откорректированы людьми, которые находились непосредственно на месте.
— Это ведь вопрос о роли личности в истории. Тот самый знаменитый вопрос из учебника в школе.
— Ну, да. Он стал знаменитым на самом деле только во время перестройки, — улыбается иронично. — И позже. Потому что до этого, как вы, наверное, знаете, во всех учебниках советских было: базис, который оказывает решающее влияние на историю. Соответственно, любые исторические события вызваны изменениями в базисе. И социально-экономическими причинами. Ну… в какой-то степени, да, конечно…
— Так что же правда? Личность на историю влияет?
— Конечно, влияет… Очень обидно и досадно, что на самом деле кроме Донецка и Луганска нигде не произошло столь же явных народных движений, народных революций. Это вызвано…
— Не хватило личностей?
— Ну, не было, да. Человеческий фактор сыграл свою роль. Ну, все еще впереди. Война только началась. Изменение мира, которое сейчас происходит, оно даже еще не в разгаре.
Он малюет ручкой по бумажному листу, который лежит перед ним. На листе фигурка, похожая на шарики мороженого в рожке, но вся в мелких штрихах.
— Игорь Иванович, вы сказали, люди, которые делают историю, немного другие. Вот есть я, простой человек. И те, кто делают мою историю. Чем они от меня отличаются?
— Ну… Я считаю, для того, чтобы быть субъектом исторического процесса… Настоящим субъектом, не объектом, который случайно попал в историю, как принято говорить. Человек должен обладать свободой воли. В первую очередь. И, если можно так выразиться, это можно назвать пассионарностью, можно еще как-то, — он усиленно штрихует ручкой этот странный рожок мороженого. — То есть он не должен мыслить только материалистическими категориями. Потому что когда он мыслит только материалистическими категориями, он может именно что попасть в историю, но не модерировать ее. То есть никакие великие дела, даже если они касались, условно говоря, походов за золотом в Индию, не делались, исходя только из материалистических соображений. Ну, и степень свершений, которые, наверное, делает каждая конкретная личность, зависит от того, насколько она, — глубокий вздох, — …надмирна, что ли, в этом плане. То есть насколько много или мало ее интересуют материальная составляющая. Или интересуют идеалистические соображения. Допустим, самые знаменитые полководцы, искавшие ту же самую славу. Слава — нематериальная вещь, правильно?
На стене кабинета на уровне глаз сидящего висит огромный кроваво-красный флаг, а на флаге отпечатан строгий, карающий лик Христа. Сейчас мы к нему боком, за столом для переговоров. А если Стрелков сидит за рабочим столом своего кабинета, то они с Христом смотрят друг другу в лицо.
— Вы искали славы?
— Нет…
— А чего вы искали?
— У меня было большое желание выполнить свой долг, как я его понимал, — пауза. — Знаете, вы потом еще подкорректируйте текст. Потому что, во-первых, я не в самом лучшем сейчас, действительно, состоянии здоровья…
— Вы пытаетесь вывести Игоря Ивановича на тот вопрос, который, мы сразу говорили, не надо задавать! — просыпается пресс-атташе.
— У меня еще два вопроса, на которые не было запрета. Игорь Иванович, вы сказали про свободу воли. Чувст-вуете ли вы, что вы сами в какой-то мере обладаете этой свободой воли?
— Без нее я бы вообще ничего не сделал. Я считаю себя очень свободным человеком. Хотя бы потому, что… Ну, любой человек в чем-то несвободен, он зависим в первую очередь от других людей, от общества, государства, естественно. Но я считаю себя намного более свободным человеком, чем многие другие. По одной простой причине. Мне лично для себя ничего не нужно. А это… помогает мыслить шире. Не отвлекаться на всякую мелочь.
— Свобода воли дается дорого?
— Да, конечно. Очень. В первую очередь, человек, который ею обладает, должен быть готов… — он говорит все тише и опять роняет голову. — Ну, в какой-то степени… забыть про покой. Про комфорт. Уметь отречься от самого себя и уметь в любой момент ответить. С каждым уровнем ответ усложняется. Чем больше ответственность, тем больше требуется жертв. Для того, чтобы пройти, надо выполнить какую-то задачу, которую человек сам перед собой ставит. Смотрите, вот я в данном случае приведу в пример ученых, да. Великих. Практически все люди, совершившие великие открытия, были, в общем-то, с точки зрения обычного обывателя, неудачниками. Неустроенная жизнь. Отсутствие, там, семей или постоянные конфликты, одиночество. Тем не менее они двигали науку, двигали мир вперед, очень сильно.
— Вот, например, сейчас вы приносите жертву. Работаете говорящей головой.
— Да… На самом деле для меня это совершенно не… не то что не хочется, а даже неинтересно, поверьте… — он осекается и продолжает интеллигентно. — То есть я с удовольствием, может быть, побеседовал бы с вами, да… Но не в режиме интервью. Просто, допустим, я иногда встречаюсь с людьми, которые мне интересны, — не для того чтобы с ними что-то обсудить, а именно, что называется, сверить часы. То есть выслушать их мнение о моменте, о ситуации в стране. Извините.
Звонит телефон. Стрелков жестко отвечает: «Але! Да? У меня сейчас нет на это времени». Кладет трубку. Откидывается на стуле.
— У меня… философское настроение сегодня немножко. Сегодня я немного заторможен. Видите, я не совсем здоров. Поэтому говорю скорее мыслеформами, чем по существу. Я обычно немножко более красноречив, чем сегодня. Ладно. Что еще?
— Я бы с большим удовольствием поговорила бы с вами по-человечески. Хотя вряд ли у вас нашлось бы на это время.
— Да. Есть ли у вас еще вопросы?
Он перестает рисовать эскимо и начинает щелкать ручкой.
— Говорят, некоторые жители Славянска сейчас обижены на ополченцев. Потому что те не делились едой. Потому что ушли не предупредив. И потому, что стреляли из жилых кварталов, вызывая тем самым ответный огонь туда. Вы могли бы что-то им ответить?
— Ну, ничего не буду отвечать. Продовольствия у нас у самих было немного. Вот. Ополченцы явно не шиковали в смысле еды. С точки зрения того, что бросили не предупредив… Если бы мы всех предупреждали, то вообще бы оттуда никогда бы не вышли. Что касается жилых кварталов, то это не ихнее… Просто воевать так, чтобы всем угодить, — невозможно.
Сказочник
По дородному, улыбчивому лицу Прапора видно, что от природы он наделен по-настоящему сильным, хорошим здоровьем. Прапор был со Стрелковым на Донбассе и приехал в Москву по приказу Стрелкова, чтобы работать тут, в офисе общественного движения «Новороссия».
— Как вы могли такое опубликовать?!
Прапор сердится на то, что в нашем журнале вышло интервью с председателем совета министров самопровозглашенной Донецкой республики Александром Бородаем. Бородай и Стрелков уже некоторое время публично и некрасиво ругаются в интернете и через заявления в СМИ.
— Меня больше удивляет, — говорю, — и пугает тоже, когда боевые командиры разводят в интернете блогосрач. Как школьники — и внешность поминают, и прошлые обиды.
— Да как вы не понимаете, они же москвичи! — Прапор взрывается от такой несправедливости. — Вот москвичи они такие, они склочные! Вот сибиряки — они молчаливые и сразу в морду бьют. А украинцы — они балаболы, будут балаболить тебе и балаболить без конца! Ну все же разные, вы поймите! Да и они же друзья самые близкие! Ну вы представьте, они обо всем друг с другом говорили. И все наверняка обсуждали. Вплоть до баб и цвета трусов! Конечно, они так теперь ссорятся. Близкие люди всегда больнее ссорятся.
— Но они же не просто люди, а решают судьбу других.
— Да они обычные люди! Да! — Прапор в совершенном недоумении, как я могу настолько не знать жизнь. — Вы поймите, в этом все и дело! Все это сделали не какие-то каменные короли, не железные феликсы, а обычные люди! Вы не видели. А это на моих глазах. Когда мы там были, Игорь Иванович на полу спал, в сутки два-три часа. Это я видел. Я видел, как он в чай клал по шесть ложек сахара, потому что мозгу нужна глюкоза. И какие он решения принимал!!! Я даже помыслить не могу, как работает его мозг, чтобы столько факторов учесть, меня это поражает! А когда он к себе вызвал после ранения, к себе в кабинет, я зашел и его вообще не узнал. Человек похудел на двадцать килограмм с момента последней нашей встречи, не меньше. Просто шея и голова были — и все. Это огромный прессинг. Вы представьте — обычные люди. Каких усилий им это стоит!
Прапор проверяет, какой эффект произвел его монолог. И добавляет:
— Я хочу сказать про Игоря Ивановича, что им движет Бог. Его решения спасли очень, очень много людей. И то, что он задумывает, это всегда происходит. У нас в Славянске все насквозь проникнуто верой. Всем подразделением идти причащаться в церковь — это нормальное дело.
— Прапор, вот вы сказали, москвичи — склочные, сибиряки — бьют в морду.
— Ага.
— А какой вы?
— Ха… Про нас, сахалинцев, один из писателей написал. Как бы толерантно выразиться… Сахалинцы, они… великолепные сказочники. В мужской компании это называется по-другому, конечно.
P. S.
— Кажется, в одном из ваших выступлений были такие слова, что в Донбассе не хватило российских войск, — сказала я Стрелкову.
— Нет! — жестко вклинилась слева пресс-атташе. — Про российские войска мы не говорим! Мы можем сейчас закончить интервью!
— Хорошо. Игорь Иванович, решение Киева начать полноценные боевые действия было для вас неожиданным?
— Скорее для меня было неожиданностью, как спокойно Российская Федерация отреагировала на данное решение, — ответил Стрелков. — Поскольку я, как и все местные активисты, всерьез полагал, что Россия не допустит применения оружия против русского народа на Украине.
Дверь в кабинет Стрелкова меняли три раза. Сначала хлипкой была сама дверь, потом ее не так установили. В офисе «Новороссии» возникает ощущение, будто тебя лишили чего-то важного, — как будто мир еще недостроили, а людям уже приходится в нем жить.
сам рассказ дан в комментах :
«Я нажал спусковой крючок войны. Вначале там никто не хотел воевать», — сказал про себя офицер, историк по образованию Игорь Всеволодович Гиркин, он же — экс-министр обороны Донецка Игорь Иванович Стрелков. Те, кто считают войну на Украине «российской агрессией», в том числе благодаря откровениям Стрелкова, полагают, что именно он и начал войну. Это, конечно, преувеличение: гражданский конфликт возник там раньше и вряд ли его ход мог целиком зависеть от одного-единственного командира ополчения. Но в любом случае Стрелков уже вошел в историю. И при этом у нас есть возможность не только читать про него в хрониках, а и видеть его своими глазами. Персонаж военных описаний, которые станут изучать в будущем, — какой он на самом деле?
В промзоне на окраине Москвы — офис гуманитарного общественного движения «Новороссия». Оно помогает людям Донбасса лекарствами, одеждой, едой. Интеллигентный охранник забирает сотовый телефон при входе. Внутри — столы с компьютерами, по клавиатурам стучат мужчины в хаки. Белые пакеты с пряниками аккуратно сложены рядами у стенки. Пахнет новым ремонтом, все доделывают на ходу, в коридоре что-то сверлят, в приемной для меня не хватает стула.
— Вопрос про российские войска вычеркивайте, — пресс-атташе Настя запрещает мне спрашивать у Стрелкова, рассчитывал ли он в Славянске на помощь российских войск.
— Если он не захочет, может не отвечать, — говорю.
— Нет. Он-то может и ответить. Поэтому это я вам говорю. Про войска — вычеркиваем.
Да, Игорь Стрелков — бывший командир повстанцев в Славянске. Бывший командующий вооруженными силами Донецкой народной республики. Это он решил отправиться с группой ополченцев в Славянск и возглавить там оборону. Потом именно он решил, что ополченцы Славянск оставят. Это он 6 июля объявил себя диктатором, военным комендантом Донецка. Но в нашей, московской реальности красивая Настя страшнее Стрелкова.
Офицер
— Нет! Вы сюда, пожалуйста, не садитесь, тут сядет Игорь Иванович. Садитесь, пожалуйста, сюда.
В кабинете сумрачно. Окно за спиной плотно закрыто вертикальными жалюзи. Офисный стол, Игорь Стрелков с переносицей, покрасневшей от простуды, печальный как заложник. Он в сером пиджаке напротив меня — пресс-атташе по левую руку.
— Почему вы, боевой командир, создали гуманитарное движение? —спрашиваю мужчину в сером пиджаке.
— Понимаете, другого варианта помочь Новороссии у меня на самом деле не было. То есть… создать какую-то армию мне никто бы не дал. Также мне никто бы не позволил создать политическую структуру.
Пауза. Он медленно роняет голову вперед и чуть влево, своим характерным движением, будто шея надломилась у основания. Или будто кто-то отпустил веревочку, которая тянула голову вверх. Все знают, что его заставили уехать из Донецка, когда в Минске шли мирные переговоры.
— Тем более что в политику я сам не хочу.
— Не помогать Новороссии — такого варианта у вас не было?
— Нет, для меня не было. Но дело в том, что, повторяю, там остались мои товарищи. Мои бойцы. Перед которыми я имею большой моральный долг. Имел и имею. То есть полностью отказаться от всего, что там происходит, — это означало в какой-то степени… ну, дезертировать, что ли.
— Тут говорят, гуманитарному движению очень помогает ваш авторитет.
Он делает долгие паузы.
— Собственно, это единственное, чем я тут занимаюсь. Поскольку я не имею никаких профессиональных навыков как тыловик. Не имею вообще ни вкуса, ни навыков хозяйственной деятельности. Поэтому в движе- нии я, в основном, играю роль, конечно же… говорящей головы, — пауза. — Да. То есть человека, который получил, благодаря проведенной в свое время пропаган-дистской кампании, определенный в обществе. И которого воспринимают именно в данном качестве. Как некую, там, ну… знаменитость. За счет этого движению действительно удается достаточно многое. Люди считают, и я надеюсь, они не ошибаются, что я человек, который не будет разворовывать гуманитарную помощь.
— Но при чем тут пиар, если вы принимали решения, которые повлияли на жизнь очень многих людей. У меня есть к вам вопросы не потому, что вы знаменитость, а потому, что вы человек, который в определенный момент жизни делал общую нашу историю. И получив от вас ответы, простой человек может лучше понять свою историю.
Слева доносится хихиканье пресс-атташе.
— Ну, давайте, давайте… — Стрелков глубоко вздыхает, потом иронично улыбается. — Как-то у нас с вами разговор идет так, — он показывает рукой змейку и круги, то есть разговор ходит по кругу и петляет. — Давайте прямыми путями.
Он складывает пальцы лопаткой и показывает, как это — прямыми путями.
Пешка ..
В подмосковном профилактории «Вербилки» у ворот лает большой черный пес. Домики из ДВП, большая темная столовая. В ней четверо ополченцев в хаки сидят за накрытыми клеенкой столами. У всех у них ноги частично или полностью ампутированы. Кому-то на средства, собранные движением «Новороссия», уже поставили протез, кому-то еще пока нет. Доедают второе, смотрят в большой плазменный телевизор. Там передача про . «Все луковицы, посадочный материал весь импортный, — говорит женщина, показывая на ведра с цветами. — Соответственно, учитывая современный курс доллара и евро, цена на цветы повышается».
В вазах перед бойцами алые гвоздики.
— Это Стрелков привез, — говорит ополченец Александр. — Когда приезжал нас награждать и поздравлять, двадцать третьего февраля. До сих пор, смотрите, стоят!
Выходят покурить. С дорожек на турбазе сходит снег.
— Сами мы с Донбасса, с Луганска, — говорит Александр. Они с лета живут в этом профилактории, восстанавливаются, ждут операций, привыкают к протезам. Александр уже вполне ловко может ходить. – А это наш… пионерлагерь… — тоскливо обводит пространство рукой.
— Вам тоскливо тут? Вы не можете отсюда уехать?
— А куда нам ехать? Наш дом под украми. Славянск, Дружковка, Константиновка, это ж все под украми до Донецка. Наши семьи там. Если активистов за то, что они носили георгиевские ленточки, посадили там на семь лет, то с нами, если узнают, что мы участвовали, что сделают? С нами, с нашими семьями? Как можно это сказать? — спрашивает он меня. И ждет ответа.
— Как нам возвращаться? — продолжает он, когда видит, что ответа нет. — Мы с семьями каждый день по скайпу говорим, с ними все в порядке. Ну а завтра что с ними будет? Как я могу знать?
— Вы можете поехать в Донецк.
— Поедем в Донецк, а там жрать нечего. Зачем мы там — нахлебники, калеки?
— Значит, надо как-то попробовать жить здесь?
— А кому мы тут нужны? Мы же вроде как ветераны, но не этой страны. Наши семьи, дома — все там. Мы сможем вернуться, только если Новороссия прежние границы вернет, если выбьют оттуда укров. Каждый день смотрим новости. А если они мир сейчас заключат? С такими вот границами, как сейчас, сдав наши дома. Что нам тогда делать? Зачем мы тогда пошли воевать?
Ополченец Игорь лежит в своей комнате, за закрытой дверью. Двоих его друзей, соседей по комнате, увезли на операцию. Опустевшие кровати смяты. На одной шахматы и нарды. Шахматы почему-то разложены, хотя в них никто сейчас не играет. Какие-то фигуры стоят на доске. А на смятом одеяле валяются белые пешки, офицер, ферзь и конь, которые убиты. Фигуры не могут вернуться в коробку, пока партию не доиграли, даже если их убрали с доски.
— Какая фигура самая боеспособная?
— Ферзь, — говорит Игорь. — Но мне больше нравятся офицеры, слоны. Ими играть проще. Потому что за ферзем обычно охота идет. А на офицеров обращают меньше внимания.
— Да, ферзь сразу слетает с доски, стоит ему хоть где-то себя подставить.
— Почему. Можно и самому его, выгодно для себя, подставить. И благодаря этому создать численное преимущество, убить больше фигур. Шахматы, говорят, и создавали как тренажер для полководцев.
— А какая фигура вы?
— В том плане, в какой роли участвовал? Пешка.
— Каково быть пешкой?
— А в каком-то смысле хорошо даже.
— Почему?
— А меньше думаешь о других.
— А я среди фигур предпочитаю, больше ценю коней, — говорит ополченец Александр.
— Почему?
— А ими круче. Они друг друга прикрывают, защищают. Конь коня. Вот так начинаешь ими кружить, кружить. А офицеры — они же ходят только по прямой.
Свобода воли
Стрелков морщит брови и прижимает пальцы левой руки ко лбу, как будто у него очень сильно болит голова, может быть, от простуды.
— Когда был первый бой в районе Славянска, кто первый нападал? Как это было?
— Смотря что называть боем… Для меня бой — это достаточно длительное боевое столкновение, в котором с разных сторон участвуют десятки людей и применяется различное вооружение. Первая локальная стычка произошла буквально через сутки после того, как мы заняли здание СБУ, после того, как заявили о том, что Славянск перешел под наш контроль. Я получил данные, что в районе Семеновки и заброшенного аэродрома ДОСААФ появились украинские военные, какой-то спецназ. И выслал туда разведгруппу, на автомашинах. Из сос-тава первого взвода, пришедшего со мной из Крыма. Они, следуя по дороге, натолкнулись на колонну из трех иномарок, в которых ехали украинские военные, бойцы специального назначения. То есть столкновение было очень неожиданное. Но поскольку почти все бойцы вот этой разведгруппы имели боевой опыт, они среагировали быстрее, нанесли огневое поражение той колонне.
Он опирается на стол и начинает говорить — будничным тоном, будто зачитывает параграф учебника.
— …После чего, когда на помощь подошли три украинских бэтээра, они вынуждены были отступить. Вот. В ходе этого боя был тяжело ранен командир украинской «Альфы». Украинская сторона признала гибель только одного офицера и ранение трех офицеров СБУ. Но мне доложили, что из строя было выведено от восьми до двенадцати человек. И я склонен данной цифре верить, потому что украинская сторона всегда настолько занижала собственные потери, что это бы в принципе выглядело… нелогично, если бы они назвали истинную цифру потерь. Мне доложили, — он будто просыпается и начинает говорить громче, — что экипажи двух машин были выбиты полностью. А третьей —частично. Можно говорить о том, что не менее двадцати человек были поражены. Что было после этого… Следующий бой был на блокпосту, в нем непосредственно участвовали только местные ополченцы, это так называемая Кровавая пасха. Когда ночью, на четырех джипах, группа вооруженных активистов правого сектора пыталась прорваться на Карачун и захватить телецентр. В ходе того ночного боя погибли двое ополченцев и один боец правого сектора. Кроме того, у них было как минимум четверо тяжелораненых. Две машины они бросили сгоревшими в поле. Были захвачены пулемет и несколько единиц стрелкового оружия.
Стрелков опирается на стол, смотрит чуть в сторону:
— А если говорить о серьезном бое… о первом серьезном бое, то он произошел второго мая, когда украинские военные предприняли то, что принято называть первым штурмом Славянска. То есть с разных сторон они атаковали наши блокпосты. Практически со всех сторон. Сбили и гарнизоны, поскольку гарнизоны были очень небольшие и слабовооруженные, по одному-два автомата на блокпост. Выбили наш гарнизон с телецентра. С Карачун. Первую атаку наши ополченцы, десять человек, которые там находились, вооруженные только стрелковым оружием, отбили. Вторую атаку при поддержке четырех бэтээров они уже отбить не могли, поскольку не имели никакого противотанкового оружия. Без потерь, но они вынуждены были оставить телецентр, отступить в город. Ну, на некоторых блокпостах были потери, были убитые и раненые ополченцы, местные. Основные резервы я держал в городе — в ожидании, что они начнут общий штурм и придется вести уличные бои. Однако после того, как нашими бойцами были сбиты два вертолета, украинская сторона как-то не решилась дальше атаковать. Более того, часть блокпостов они уничтожили, но не стали штурмовать. Хотя мы ждали. Основные силы были сосредоточены в центре города, я ждал, с какой стороны будет атака. Она так и не последовала. Они после этого приступили к осаде города. А на следующий день состоялся бой в Семеновке…
Он начинает смотреть в пространство перед собой и монотонно излагает, какой бой был на следующий день, а какой потом.
— Ну, — вдруг он откидывается на стуле и меняет тон. — Так это все. Каких-то ярких эпизодов, которые были бы интересны… Ну, все это достаточно широко освещалось. Например, вот: во время боев второго июня был подвиг двух бронебойщиков. Два бойца, занимавших передовые позиции перед мостом в Семеновке, были вооружены противотанковыми ружьями. Они, несмотря на то что их ружья не могли пробить броню танков, до конца, до последнего вели огонь. Выводили приборы наблюдения из строя. Пытались вывести из строя вооружение танковое. И им это частично удалось, но… Оба бойца тогда погибли на месте, их в упор расстреляли из танковых пушек.
— Не знаю, правильная ли ваша биография, которая есть в интернете. Но там написано, что вы закончили исторический факультет и после этого стали военным. Такое ощущение, будто вы решили перестать изучать историю и начать в ней участвовать. Так ли это?
Слева доносится смех.
— Нет! — протестует пресс-атташе Настя. — Игорь Иванович, вы хотите отвечать на такие вопросы из журнала «Крестьянка»?!
— Ну, понимаете, — говорит Стрелков. — Я всегда, с детства мечтал стать военным. Но не был наделен от природы сильным, хорошим здоровьем… еще и зрение здорово подпортил постоянным чтением. То есть варианты поступать в военно-политическое училище — потому что, не забывайте, это было советское время — как-то мне не очень нравились. Поэтому как бы я решил, что военная карьера такого рода мне неинтересна. Вот. А так я вообще-то мечтал стать военным, сколько себя помню. Что касается — почему именно после окончания вуза. Ну, как сказать… Действительно это было время, когда все рушилось вокруг. Потому что рухнула великая держава, моя родина. И… Ну… Я просто не мог оставаться в стороне от того, что происходило. Я считал, что долг человека, который понимает гибельность происходящих событий, как-то во всем этом участвовать. При этом я, может быть, и не собирался еще на тот момент быть профессиональным военным. Тем более что и после событий в Приднестровье, в Боснии, и даже, если не ошибаюсь, после первой Чечни я еще занимался историей, на уровне исследователя. Посещал архивы. И писал научные статьи. Которые публиковались в малотиражных журналах — вот «Военная быль», выходил такой журнал в Москве, там много было опубликовано моих статей. Ну, было какое-то распутье. То есть не было такого четкого ощущения, что надо быть военным. И делать историю. Естественно, как человек, который увлекался именно военной историей… причем историей в основном гражданской войны, по войне я писал диплом. Для меня это было, ну… Действительно, было желание вживую увидеть, как все это происходит. Почувствовать то, о чем я читал.
— Ваше желание реализовалось?
— Да… Это мое желание реализовалось. Более чем. Боле-е-чем…
— Но там, возможно, был какой-то подвох.
— В смысле?
— Вы в своем опубликованном дневнике писали, что есть синдром отравления порохом.
— Ну, во-первых, это писал еще достаточно молодой человек. Какой год-то? Девяносто четвертый, наверное, да? Когда я писал это. Или девяносто пятый… — вздыхает глубоко.— То есть сейчас бы я так не написал. То есть были какие-то вот штампы, которые воспринимались тогда и которые не воспринимаются сейчас. Понимаете, это же было время, когда были в обиходе такие понятия, как афганский синдром, чеченский синдром. Ну, война воспринималась обществом как нечто совершенно ненормальное. Это и есть ненормальное, да. Но с другой стороны, если смотреть на историю, то война не более ненормальное состояние человеческого общества, чем мир. Мир примерно столько же воюет, сколько, — глубокий вздох, — живет в мире, если на то пошло. Но именно в то время существовал этот принцип: лишь бы не было войны. Вот, все что угодно, лишь бы не было войны. Он считался аксиомой. Ну, для меня он и тогда не являлся аксиомой. Но какие-то рецидивы вот этого воспитания тогда еще были — может быть, это и выразилось в такой фразе: «синдром отравления порохом». Конечно, человек, прошедший реальную войну, реальные боевые действия, становится совершенно другим, чем был до этого. Это естественно. Но это не значит, что он становится ненормальным. Как его зачастую стремится представить пресса. Или человеческая… людская молва.
— Мне кажется, люди просто боятся тех, кто изменен войной.
— Да, — он снова становится ироничным. — Могут бояться. Да, могут и бояться. Почему нет, это нормальное явление. Просто… Во-первых, далеко не все люди способны воевать. И тем более воевать добровольно. То есть не по принуждению, не по мобилизации, а по своему решению. Людей, которые способны ради, ну, каких-то абстрактных, идеальных, идеалистических побуждений пойти… на смерть-то, собственно говоря, никто не идет, если так говорить. Но рискнуть жизнью всерьез — их пять процентов где-то в обществе таких.
— Они и делают историю?
— В общем, наверное, да. Если они попадают в нужное место в нужное время. Примерно так.
— Может, поэтому другие люди стараются держаться от этого подальше. Потому что когда происходит история, как правило, большинство страдает.
— Ну, в общем-то, можно и так сказать. Потому что вообще люди не очень любят масштабные изменения. Поскольку это разрушает их привычный уклад жизни. Зачастую при этом люди, которые участвуют в процессах, воспринимаются как виновники данных разрушений. Хотя очень часто эти пять процентов не являются виновниками даже близко. Просто они занимают активную жизненную позицию. Ну, например, если уж так говорить, то меня многие считают виновником того, что сейчас происходит на Донбассе. Я подчеркиваю, что ответственность и чувство вины — это совершенно разные вещи. Я не чувствую себя виновным за то, что там произошло, — он выпрямляется и говорит тверже. — Я считаю, что я поступал правильно, исходя из тех соображений, которые у меня были. Я и сейчас считаю, что поступаю абсолютно правильно. А вот ответственность — да. Имеет место быть. То есть я не могу от нее уклониться ни в коей мере. Поскольку принял активное участие в этих событиях. И в какой-то степени, ну… повернул их в определенное русло.
— То есть тот, кто делает историю, не решает, какой она будет?
— А кто решает, какой она будет? Дело в том, что… Мы даже сейчас толком не знаем, какие решения принимались. И нескоро еще узнаем. Узнаем ли вообще когда-либо? Не факт. Какие решения принимались в Вашингтоне по поводу Донецка? Какие решения принимались в Москве? Настоящие решения — не то, что выдается на-гора в телевизоры. Как виделась эта ситуация, допустим, из окон Белого дома или из Кремля? Но я совершенно уверен, что без… что в любом случае эти решения очень сильно, вольно или невольно, были откорректированы людьми, которые находились непосредственно на месте.
— Это ведь вопрос о роли личности в истории. Тот самый знаменитый вопрос из учебника в школе.
— Ну, да. Он стал знаменитым на самом деле только во время перестройки, — улыбается иронично. — И позже. Потому что до этого, как вы, наверное, знаете, во всех учебниках советских было: базис, который оказывает решающее влияние на историю. Соответственно, любые исторические события вызваны изменениями в базисе. И социально-экономическими причинами. Ну… в какой-то степени, да, конечно…
— Так что же правда? Личность на историю влияет?
— Конечно, влияет… Очень обидно и досадно, что на самом деле кроме Донецка и Луганска нигде не произошло столь же явных народных движений, народных революций. Это вызвано…
— Не хватило личностей?
— Ну, не было, да. Человеческий фактор сыграл свою роль. Ну, все еще впереди. Война только началась. Изменение мира, которое сейчас происходит, оно даже еще не в разгаре.
Он малюет ручкой по бумажному листу, который лежит перед ним. На листе фигурка, похожая на шарики мороженого в рожке, но вся в мелких штрихах.
— Игорь Иванович, вы сказали, люди, которые делают историю, немного другие. Вот есть я, простой человек. И те, кто делают мою историю. Чем они от меня отличаются?
— Ну… Я считаю, для того, чтобы быть субъектом исторического процесса… Настоящим субъектом, не объектом, который случайно попал в историю, как принято говорить. Человек должен обладать свободой воли. В первую очередь. И, если можно так выразиться, это можно назвать пассионарностью, можно еще как-то, — он усиленно штрихует ручкой этот странный рожок мороженого. — То есть он не должен мыслить только материалистическими категориями. Потому что когда он мыслит только материалистическими категориями, он может именно что попасть в историю, но не модерировать ее. То есть никакие великие дела, даже если они касались, условно говоря, походов за золотом в Индию, не делались, исходя только из материалистических соображений. Ну, и степень свершений, которые, наверное, делает каждая конкретная личность, зависит от того, насколько она, — глубокий вздох, — …надмирна, что ли, в этом плане. То есть насколько много или мало ее интересуют материальная составляющая. Или интересуют идеалистические соображения. Допустим, самые знаменитые полководцы, искавшие ту же самую славу. Слава — нематериальная вещь, правильно?
На стене кабинета на уровне глаз сидящего висит огромный кроваво-красный флаг, а на флаге отпечатан строгий, карающий лик Христа. Сейчас мы к нему боком, за столом для переговоров. А если Стрелков сидит за рабочим столом своего кабинета, то они с Христом смотрят друг другу в лицо.
— Вы искали славы?
— Нет…
— А чего вы искали?
— У меня было большое желание выполнить свой долг, как я его понимал, — пауза. — Знаете, вы потом еще подкорректируйте текст. Потому что, во-первых, я не в самом лучшем сейчас, действительно, состоянии здоровья…
— Вы пытаетесь вывести Игоря Ивановича на тот вопрос, который, мы сразу говорили, не надо задавать! — просыпается пресс-атташе.
— У меня еще два вопроса, на которые не было запрета. Игорь Иванович, вы сказали про свободу воли. Чувст-вуете ли вы, что вы сами в какой-то мере обладаете этой свободой воли?
— Без нее я бы вообще ничего не сделал. Я считаю себя очень свободным человеком. Хотя бы потому, что… Ну, любой человек в чем-то несвободен, он зависим в первую очередь от других людей, от общества, государства, естественно. Но я считаю себя намного более свободным человеком, чем многие другие. По одной простой причине. Мне лично для себя ничего не нужно. А это… помогает мыслить шире. Не отвлекаться на всякую мелочь.
— Свобода воли дается дорого?
— Да, конечно. Очень. В первую очередь, человек, который ею обладает, должен быть готов… — он говорит все тише и опять роняет голову. — Ну, в какой-то степени… забыть про покой. Про комфорт. Уметь отречься от самого себя и уметь в любой момент ответить. С каждым уровнем ответ усложняется. Чем больше ответственность, тем больше требуется жертв. Для того, чтобы пройти, надо выполнить какую-то задачу, которую человек сам перед собой ставит. Смотрите, вот я в данном случае приведу в пример ученых, да. Великих. Практически все люди, совершившие великие открытия, были, в общем-то, с точки зрения обычного обывателя, неудачниками. Неустроенная жизнь. Отсутствие, там, семей или постоянные конфликты, одиночество. Тем не менее они двигали науку, двигали мир вперед, очень сильно.
— Вот, например, сейчас вы приносите жертву. Работаете говорящей головой.
— Да… На самом деле для меня это совершенно не… не то что не хочется, а даже неинтересно, поверьте… — он осекается и продолжает интеллигентно. — То есть я с удовольствием, может быть, побеседовал бы с вами, да… Но не в режиме интервью. Просто, допустим, я иногда встречаюсь с людьми, которые мне интересны, — не для того чтобы с ними что-то обсудить, а именно, что называется, сверить часы. То есть выслушать их мнение о моменте, о ситуации в стране. Извините.
Звонит телефон. Стрелков жестко отвечает: «Але! Да? У меня сейчас нет на это времени». Кладет трубку. Откидывается на стуле.
— У меня… философское настроение сегодня немножко. Сегодня я немного заторможен. Видите, я не совсем здоров. Поэтому говорю скорее мыслеформами, чем по существу. Я обычно немножко более красноречив, чем сегодня. Ладно. Что еще?
— Я бы с большим удовольствием поговорила бы с вами по-человечески. Хотя вряд ли у вас нашлось бы на это время.
— Да. Есть ли у вас еще вопросы?
Он перестает рисовать эскимо и начинает щелкать ручкой.
— Говорят, некоторые жители Славянска сейчас обижены на ополченцев. Потому что те не делились едой. Потому что ушли не предупредив. И потому, что стреляли из жилых кварталов, вызывая тем самым ответный огонь туда. Вы могли бы что-то им ответить?
— Ну, ничего не буду отвечать. Продовольствия у нас у самих было немного. Вот. Ополченцы явно не шиковали в смысле еды. С точки зрения того, что бросили не предупредив… Если бы мы всех предупреждали, то вообще бы оттуда никогда бы не вышли. Что касается жилых кварталов, то это не ихнее… Просто воевать так, чтобы всем угодить, — невозможно.
Сказочник
По дородному, улыбчивому лицу Прапора видно, что от природы он наделен по-настоящему сильным, хорошим здоровьем. Прапор был со Стрелковым на Донбассе и приехал в Москву по приказу Стрелкова, чтобы работать тут, в офисе общественного движения «Новороссия».
— Как вы могли такое опубликовать?!
Прапор сердится на то, что в нашем журнале вышло интервью с председателем совета министров самопровозглашенной Донецкой республики Александром Бородаем. Бородай и Стрелков уже некоторое время публично и некрасиво ругаются в интернете и через заявления в СМИ.
— Меня больше удивляет, — говорю, — и пугает тоже, когда боевые командиры разводят в интернете блогосрач. Как школьники — и внешность поминают, и прошлые обиды.
— Да как вы не понимаете, они же москвичи! — Прапор взрывается от такой несправедливости. — Вот москвичи они такие, они склочные! Вот сибиряки — они молчаливые и сразу в морду бьют. А украинцы — они балаболы, будут балаболить тебе и балаболить без конца! Ну все же разные, вы поймите! Да и они же друзья самые близкие! Ну вы представьте, они обо всем друг с другом говорили. И все наверняка обсуждали. Вплоть до баб и цвета трусов! Конечно, они так теперь ссорятся. Близкие люди всегда больнее ссорятся.
— Но они же не просто люди, а решают судьбу других.
— Да они обычные люди! Да! — Прапор в совершенном недоумении, как я могу настолько не знать жизнь. — Вы поймите, в этом все и дело! Все это сделали не какие-то каменные короли, не железные феликсы, а обычные люди! Вы не видели. А это на моих глазах. Когда мы там были, Игорь Иванович на полу спал, в сутки два-три часа. Это я видел. Я видел, как он в чай клал по шесть ложек сахара, потому что мозгу нужна глюкоза. И какие он решения принимал!!! Я даже помыслить не могу, как работает его мозг, чтобы столько факторов учесть, меня это поражает! А когда он к себе вызвал после ранения, к себе в кабинет, я зашел и его вообще не узнал. Человек похудел на двадцать килограмм с момента последней нашей встречи, не меньше. Просто шея и голова были — и все. Это огромный прессинг. Вы представьте — обычные люди. Каких усилий им это стоит!
Прапор проверяет, какой эффект произвел его монолог. И добавляет:
— Я хочу сказать про Игоря Ивановича, что им движет Бог. Его решения спасли очень, очень много людей. И то, что он задумывает, это всегда происходит. У нас в Славянске все насквозь проникнуто верой. Всем подразделением идти причащаться в церковь — это нормальное дело.
— Прапор, вот вы сказали, москвичи — склочные, сибиряки — бьют в морду.
— Ага.
— А какой вы?
— Ха… Про нас, сахалинцев, один из писателей написал. Как бы толерантно выразиться… Сахалинцы, они… великолепные сказочники. В мужской компании это называется по-другому, конечно.
P. S.
— Кажется, в одном из ваших выступлений были такие слова, что в Донбассе не хватило российских войск, — сказала я Стрелкову.
— Нет! — жестко вклинилась слева пресс-атташе. — Про российские войска мы не говорим! Мы можем сейчас закончить интервью!
— Хорошо. Игорь Иванович, решение Киева начать полноценные боевые действия было для вас неожиданным?
— Скорее для меня было неожиданностью, как спокойно Российская Федерация отреагировала на данное решение, — ответил Стрелков. — Поскольку я, как и все местные активисты, всерьез полагал, что Россия не допустит применения оружия против русского народа на Украине.
Дверь в кабинет Стрелкова меняли три раза. Сначала хлипкой была сама дверь, потом ее не так установили. В офисе «Новороссии» возникает ощущение, будто тебя лишили чего-то важного, — как будто мир еще недостроили, а людям уже приходится в нем жить.
сам рассказ дан в комментах :
Рад сообщить, что у нас в Питере состоится
смотр и и выступление по результатам смотра
казачьих исполнителей песен по результатам
Санкт-Петербургского открытого Конкурса
казачьей песни «Казачья вольница».
С 22 по 25 апреля в Санкт-Петербурге пройдёт первый Санкт- Петербургский открытый Конкурс казачьей песни «Казачья вольница», приуроченный к празднованию 70-летия Великой Победы.
Ни для кого не секрет, что казачьи песни являют собою оригинальный вид творчества, таящий в себе огромное своеобразие и самобытность, повествуя нам о прошлых подвигах наших прадедов-казаков. Приобщение к лучшим культурным традициям, а также укрепление разносторонних (социальных, культурных) связей между творческими коллективами и представителями казачества разных регионов исторической России - такие задачи ставит перед собой наш проект.
В программе фестиваля: конкурсные выступления солистов, малых и больших казачьих ансамблей и хоров, в разных возрастных категориях (от 6 лет и старше). Ожидаются участники из Санкт-Петербурга, Ленинградской области, из различных регионов исторической России, а также из стран ближнего зарубежья.
25 апреля на Большой сцене Государственного Театра «Мюзик-Холл» пройдет гала-концерт победителей и самых ярких участников фестиваля, а 10 мая победители Конкурса примут участие в праздничной программе, в рамках фестиваля «Песни Великой Победы» на Дворцовой площади города Питера.
С уважением, Оргкомитет, билеты на выступление 25 апреля можно приобрести и через меня, выслав мне
в личку заявку.
смотр и и выступление по результатам смотра
казачьих исполнителей песен по результатам
Санкт-Петербургского открытого Конкурса
казачьей песни «Казачья вольница».
С 22 по 25 апреля в Санкт-Петербурге пройдёт первый Санкт- Петербургский открытый Конкурс казачьей песни «Казачья вольница», приуроченный к празднованию 70-летия Великой Победы.
Ни для кого не секрет, что казачьи песни являют собою оригинальный вид творчества, таящий в себе огромное своеобразие и самобытность, повествуя нам о прошлых подвигах наших прадедов-казаков. Приобщение к лучшим культурным традициям, а также укрепление разносторонних (социальных, культурных) связей между творческими коллективами и представителями казачества разных регионов исторической России - такие задачи ставит перед собой наш проект.
В программе фестиваля: конкурсные выступления солистов, малых и больших казачьих ансамблей и хоров, в разных возрастных категориях (от 6 лет и старше). Ожидаются участники из Санкт-Петербурга, Ленинградской области, из различных регионов исторической России, а также из стран ближнего зарубежья.
25 апреля на Большой сцене Государственного Театра «Мюзик-Холл» пройдет гала-концерт победителей и самых ярких участников фестиваля, а 10 мая победители Конкурса примут участие в праздничной программе, в рамках фестиваля «Песни Великой Победы» на Дворцовой площади города Питера.
С уважением, Оргкомитет, билеты на выступление 25 апреля можно приобрести и через меня, выслав мне
в личку заявку.