муссолини 2/2

Венецианцы некогда правили миром, — писала она в своем дневнике, — и лишились они своего могущества лишь потому, что вся их энергия была направлена на поиски ценностей материальных, а не духовных. Мы обязан восстановить эти духовные и культурные ценности, чтобы воссоздать порядок в итальянском обществе и утвердить Италию в качестве центра европейской цивилизации». И Сарфатти стала делать все для утверждение новой культуры, которую позже назовут «фашистской».Она писала для дуче многие из его зажигательных речей, была «теневым автором» его пропагандистских статей, издавала официальный партийный журнал, а также помогла ему выпустить в свет его первую официальную «Краткую автобиографию». Позже, когда Муссолини уже пришел к власти, Маргерита основала художественный салон, привлекавший к себе всю тогдашнюю интеллектуальную элиту самых разнообразных взглядов, — от Луиджи Пиранделло до Бернарда Шоу и Синклера Льюиса.

Их отношения продолжались почти двадцать лет – вплоть до 1938 года, когда Италия стала союзницей нацистской Германии. И во имя дружбы с Гитлером дуче решил пожертвовать Маргерит – немецкому фюреру была противна сама мысль о том, что одним из лидеров итальянского фашизма может являться еврейка. По приказу дуче Маргарет в течении суток была выслана во Францию, оттуда – в Южную Америку, где вела очень скромную жизнь на грани нищеты. В Италию она вернулась лишь после войны и умерла в Риме в 1961 году.

Наконец, третьей любовницей Муссолини стала молодая и красивая анархистка Леда Рафанелли, уроженка солнечной египетской Александрии. В Рим она приехала вместе с мужем – известным в то время репортером Луиджи Полли по прозвищу «Уго», и тут же оказалась в самом центре анархических и социалистских кружков. Она была старше Муссолини на несколько лет (вообще будущий дуче всегда выбирал себе женщин постарше), и тридцатилетний Бенито влюбился в нее без памяти. «Я все еще чувствую на своих губах вкус ее поцелуя, — записал он в своем личном дневнике после их первого свидания. – Я уверен, что нас свела сама судьба, что бы подарить нам неутомимую любовь».

Леда также сыграла видную роль в приходе Муссолини к власти, всячески воспевая его качества «наследника Цезаря» и «покорителя мира». Но их «неутомимая любовь» была недолгой. Когда началась Первая мировая война, Муссолини стал выступать за скорейшее вступление в войну Италии (по плану дуче, война повлекла бы за собой революцию рабочих). Эта позиция привела пацифистку Рафанелли в настоящее бешенство и она, назвав Бенито «предателем» объявила о полном разрыве отношений. Предателем называли его и другие социалисты, предложившие исключить Муссолини из партии. Именно тогда Муссолини сквозь слезы выкрикнул своим бывшим товарищам свой знаменитый парадоксальный афоризм, ставший впоследствии девизом его правления:

— Вы ненавидите меня, потому что все еще любите!

Эти слова предназначались именно ей, жгучей египтянке с колючим взглядом. Бенито давно уже привык жертвовать женщинами ради политики, но на этот раз женщина пожертвовала им самим ради этой треклятой политики уже, и это приводило Муссолини в отчаяние. Леда Рафанелли стала единственной, которую дуче так и не смог вернуть. Когда фашисты пришли к власти, Рафанелли переехала в Геную, где вела уединенный, почти отшельнический образ жизни. Секретные службы фашистов ее ни разу не тронули – видимо, Муссолини запретил своим агентам даже приближаться к этой женщине, которой он еще долго писал безответные любовные письма. Уже после войны Леда, оставшись без денег, опубликовала эти письма в книге «Женщина и Муссолини», после чего ей уже самой пришлось защищаться от нападок коммунистов.

На войне Муссолини оказался в августе 1915 года. Его II полк берсальеров был направлен горный участок фронта в долине реки Изонцо, которая стала братской могилой для сотен тысяч австрийских и итальянских солдат. Только за один майский день здесь от ядовитого иприта погибло две итальянские дивизии. Капрал Муссолини в этой мясорубке уцелел только чудом. «Окопами нам служат лишь выемки, выдолбленные в скале и неспособные защитить даже от непогоды, — писал он в своем дневнике. — Скалы столь же убийственны, как и выстрелы пушек. Ветер приносит холод, но зато смрад от разлагающихся трупов перестает чувствоваться». Полтора года его полк держал оборону против австрийцев, но пострадал Муссолини в результате несчастного случая при пристрелке миномета. «Эта мина, — рассказывал Муссолини, — а мы уже выпустили их целых два ящика, взорвалась прямо в стволе миномета. Я был ослеплен вспышкой и отброшен взрывной волной на многие метры. Я не могу ничего больше вспомнить, но знаю, что был подобран другими солдатами, положен на носилки и доставлен в Добердо, где меня перевязали и отправили в госпиталь». За один месяц Муссолини перенес двадцать семь операций, и правую ногу он сохранил только благодаря мастерству врачей.

Спустя несколько недель, когда ему стало лучше, и он вернулся в Милан. Маргерита Сарфатти пришла навестить его. «Я никогда не забуду этот визит, — писала она. — Он был настолько изможден, что едва мог говорить. На его бледном лице появилась улыбка, когда он увидел нас, глаза его ввалились. Он почти не мог двигать губами, было ясно, что он ужасно страдал».

Следом в госпиталь приехала и Ракеле, и Муссолини тут же объявил о своем намерении жениться на ней. Бракосочетание прошло в присутствии мэра города Тревильо и немногочисленных солдат в роли свидетелей. Как вспоминала Ракель, она тогда заставила Бенито сильно поволноваться, когда на вопрос священника, намерен ли она взять в мужья Муссолини, замолчала на целую минуту. Священник трижды повторил свой вопрос, и только на третий раз она сказала «да». Бенито потом признался, что эта минута ожидания была самой страшной в его жизни.

Усилиями Ракель Бенито постепенно встал на ноги и пришел в себя. Особенно на него повлияло рождение третьего сына Бруно. «Я вновь чувствую себя счастливым человеком», — записал он в воем дневнике. Всего же Ракель родила Муссолини пятерых детей – старшую дочь Эдду, сыновей Витторио (1916), Бруно (1918) и Романо (1927), а в 1929-м году на свет появилась и самая младшая дочь дуче Анна-Мария.

Разумеется, Муссолини не был бы сам собой, если бы он не использовал в политике свое положение раненого ветерана. Весной 1918 года он собирает вокруг себя бывших солдат из числа «ардити» (т.е. «отважных» — так называли итальянских «коммандос») и формирует новую партию – «Фашио ди компаттименто» или «Союз борьбы». Вскоре появилось и новое название для всех поклонников Муссолини – фашисты.

Однако, дебют фашистов оказался крайне неудачным. Когда Муссолини в 1919 году рискунул выйти на выборы, он набрал всего 4000 голосов – ничтожно мало для того, что б завоевать хотя бы один депутатский мандат. Радости его вчерашних друзей-социалистов не было предела.

«Муссолини — политический труп!» — восторженно писала «Аванти!», а на митингах коммунистов жгли его чучело.

Но вскоре Италию разбил экономический кризис. Чудовищная инфляция, многомиллиардный внешний долг, колоссальный рост безработицы и преступности мгновенно поставили Италию на грань краха. И вскоре уже в каждом годе появились фашистские «отряды самообороны», вооруженные ножами, дубинками и ружьями. Летом 1922 года настал «звездный час» Муссолини. В то время Италию одна за другой трясли забастовки, и лидер фашистов заявил, что если забастовку не предотвратит правительство, это сделают фашисты. И отряды «чернорубашечников» стали нападать на коммунистов и сочувствующих им с такой жестокостью и постоянством, что вскоре возникло впечатление, что в Италии идет гражданская война.

Союз борьбы” Муссолини

В конце октября 1922 года Муссолини организует свой знаменитый «поход на Рим», когда в столицу двинулось более 26 тысяч фашистов требованием отдать власть Муссолини. И правительство дрогнуло – сам король Виктор Эммануил предложил ему возглавить кабинет министров.

Диктатура фашистов была очень странной. Итальянцы шутили, что она сделана из мягкого сыра и называли дуче «картонным львом». В Италии не было ни ГУЛАГа, ни газовых камер, ни бесконечных открытых процессов над «врагами народа», но, тем не менее, фашисты сумели быстро заткнуть рты всем недовольным. Сразу же после прихода к власти «чернорубашечники» по приказу Муссолини разгромили редакцию ненавистной ему «Аванти!», а главного редактора насильно напоили касторкой (впоследствии это средство, вызывающее диарею, стало «прописываться» всем критикам режима). Нескольких активных социалистов, попрекавших Муссолини за диктаторские замашки, были среди бела дня избиты на улицах Милана. Зарубежные корреспонденты поспешили сообщить об этом в своих газетах, и их тоже избили для острастки, а потом и вовсе выслали из страны.

В то же время итальянские фашисты по числу чудаческих нововведений превзошли всех своих конкурентов. К примеру, первый год своего правления Муссолини объявил началом новой эры. Был введен календарь, в котором все события теперь исчислялись не с Рождества Христова, а с 28 октября 1922-го. В Советской России тоже пытались ввести такой календарь, но идея не прижилась. Следующими указами дуче предписал украсить абсолютно все дома в стране фашистскими флагами с изображением свастики и строго запретил рукопожатия – отныне официальным приветствием для всех законопослушных граждан стала вытянутая вперед рука – салют древнеримских легионеров. Через несколько лет Гитлер тоже попытался ввести новое приветствие для всех граждан, но простые немцы упорно отказывались вскидывать руки. А вот итальянцы салютовали друг другу без всякого принуждения.

Дуче среди руководителей фашистской партии.

Безграничная власть сильно изменила Муссолини – как внутренне, так и внешне.

Во-первых, он вдруг начал стремительно толстеть. Его пальцы стали пухлыми и дряблыми, кожа на его массивной челюсти начинала провисать, если он забывал хорошенько ее промассировать. Многие приближенные шептались о раблезианских нравах дуче, но на самом деле Муссолини в те годы вел крайне спартанскую жизнь. Когда-то он был большим гурманом, но теперь он ел только фрукты, хлеб из отрубей и молоко. Ел он очень мало — из-за ранения у него образовалась язва, которая беспокоила его до самого конца жизни; он бросил курить и пить вино, посвящая все свободное время боксу, фехтованию и плаванию.

Весь его день был расписан по минутам. Он поднимался в 6 часов 30 минут, и около часа занимался гимнастикой. Затем легкий завтрак, и уже в 8 часов утра он отправлялся работать в свой огромный кабинет во дворец Венеция, который некогда служил резиденцией папы. С 11 до 14 часов – прием визитеров, потом – обед, и снова работа до 20 часов вечера с небольшим перерывом на общение с семьей (Муссолини предпочитал жить отдельно от Ракель и детей). Поздно вечером он возвращался домой, где обязательно перед сном выпивал стакан молока и смотрел какой-нибудь кинофильм.

И лишь в сексе он по-прежнему не хотел знать никакой меры. Беспокойный, нетерпеливый, наэлектризованный и нервный, он, казалось, не знал усталости и никогда не расслаблялся. Он по прежнему силой овладевал самыми разными женщинами, приходившими в его офис. Единственное его условие заключалось в том, что они должны были источать сильный запах, либо духов, если их тела не имели естественного запаха, либо, предпочтительно, пота. Он не возражал, если они были не очень чистыми и часто обрызгивали свое тело одеколоном вместо того, чтобы мыться. Будучи полностью раскрепощенным и абсолютно эгоистичным, он не очень думал об удобствах и удовольствии своих партнерш, часто предпочитая кровати пол, не снимая с себя ни брюк, ни ботинок. Абсолютно неконтролируемый процесс обычно продолжался не более двух минут. Женщины — незамужние журналистки и жены фашистов, графини и служанки, актрисы и иностранки, которыми Муссолини в те времена и позднее силой овладевал подобным образом, рассказывали впоследствии о своих испытаниях без сожаления, а зачастую и с гордостью. Сотни женщин позже признавались, что их восхищало беззаветное сладострастие его любовных утех, его грубость и отказ следовать общепринятым нормам поведения.

Тем не менее, официальная пропаганда замалчивала все неудобные моменты из жизни Муссолини. Итальянцы лишь однажды узнали, что их великий вождь изменяет законной супруге, когда дуче оказался замешанным в скандале, который невозможно было замолчать. Все началось с того, что очередной пассией Муссолини стала французская актриса Магда Корабеф, выступавшая на сцене под именем Фонтанж. Она прибыла, что бы взять у дуче интервью для «Либерте» и откровенно заявила читателям, что не вернется в Париж, прежде чем не переспит с Муссолини. И это ей удалось в первый же день знакомства. «Я пробыла в Риме два месяца, — писала она, — и дуче имел меня двадцать раз». Очерк Фонтанж о личной жизни диктатора перепечатали все мировые газеты, и разгневанный Муссолини чуть не задушил журналистку ее шелковым шарфиком. Потом дуче приказал выкинуть ее из страны и дал напоследок «компенсацию» — 15 тысяч франков. В ответ Фротаж неудачно попыталась покончить жизнь самоубийством.

Некоторый привкус садизма носили и его реформы, направленные на воспитание «идеальных итальянских женщин». Муссолини лично писал тексты законов, в которых регламентировались все детали женского костюма – от длины платьев до высоты каблуков. Личными указами дуче были введены ограничения в пользовании косметикой и парфюмерией, строго карались аборты, запрещены разводы, проституция и современные танцы – дескать, фокстрот и свинг «являются зародышем плотского греха, вселяя в умы людей тягу к безнравственности». Апогеем законотворческой мысли Муссолини стал закон, по которому заражение венерической болезнью каралось пятилетним тюремным сроком – видимо, он так и не смог забыть красотку Джулию, подарившую ему сифилис.

Примечательно, что и первое из четырех покушений на жизнь Муссолини было тоже совершено женщиной – некой Виолеттой Гибсон, ирландкой по происхождению. Во время визита дуче в Триполи, она подошла к дуче и выстрелила ему в лицо. Но пуля лишь царапнула ему переносицу, оторвав кусочек кожи. Медицинская экспертиза признала Виолетту невменяемой, и Муссолини, желая сохранить хорошие отношения с Великобританией, приказал просто выслать ее на родину.

Благодаря этому покушению Бенито познакомился и с 14-летней Клареттой Петаччи – женщиной, которая в будущем станет самой любимой из сотен и тысяч его женщин. Инициатором знакомства выступила сама Клара, написавшая ему восторженное письмо: «Мой дуче, ты — наша жизнь, наша мечта, наша слава! … О дуче, почему меня не было рядом? Почему я не смогла задушить эту мерзкую женщину, которая ранила тебя, ранила наше божество?..» Растроганный Муссолини послал юной девушке свою фотографию, а позже, когда Клара прислала ему несколько своих стихов, он пожелал и познакомиться с ее семьей – ватиканским доктором Франческо Саверио Петаччи, его женой и тремя детьми. У Клареты к тому времени уже был законный жених — лейтенант авиации Рикардо Федеричи, но он никак не возражал против страсти своей возлюбленной к Муссолини. Разве можно было ревновать к дуче?

Клара, несмотря на свой юный возраст, уже была хорошенькой девушкой с зелеными глазами, длинными стройными ногами, большими и тяжелыми грудями, которые так нравились ему в женщинах, а ее голос был обворожительным — с хрипотцой. Однако, поначалу их встречи носили чисто платонический характер – дуче, пресыщенный сексом с другими женщинами, просто раз в неделю разговаривал с юной поклонницей о поэзии. «Она была истеричной, тщеславной, крайне сентиментальной и на редкость глупой, — писал он в своем дневнике. — Ее трогательная преданность даже забавляет меня…»

Но в 1936 году Кларета Петаччи бросила Риккардо, за которого она успела уже выйти замуж, и приехала во дворец Муссолини, где прищнадась ему в любви:

- Вот уже три года, как я думаю только о вас, я вас люблю…

Кларета Петаччи

И они стали встречаться каждый день. Обычно она приходила к нему в палаццо «Венеция», входила через боковую дверь и поднималась на лифте в пустой кабинет на самом верхнем этаже, где ее после обеда и навещал дуче. Несколько минут секса, и дуче уходил обратно в свой кабинет, а счастливая Кларетта уходила к себе на квартиру, которую она превращала в храм почитания Муссолини. Впрочем, Петаччи была не единственной обладательницей ключа от заветного кабинета Муссолини. Несколько раз в неделю на пятый этаж «Венеции» заезжала его другая любовница — Анджела Курти-Куччати из Неаполя, дочь его старого товарища по партии. От нее у Бенито родилась дочь Елена.

Однажды во время очередного любовного свидания в кабинет случайно вошла синьора Муссолини, без предупреждения приехавшая на работу к мужу. Ракель тогда ни слова не сказала Бенито, лишь прошипев в глаза Кларе:

- Грязная шлюха! Когда-нибудь тебя отвезут на Пьяцца Лорето!

Пьяцца Лорето – это площадь в Милане, где собирались проститутки самого низкого пошиба. Пророчество Ракель исполнилось самым точным образом – именно на Пьяцца Лорето партизаны отволокли обнаженный трупп Клареты Петаччи и повесили его вверх ногами на фонарном столбе – как раз напротив тела ее возлюбленного…

Начало Второй мировой войны и, особенно, нападение гитлеровской Германии на СССР, стало для Муссолини крайне неприятным сюрпризом. Как вспоминала Ракель Муссолини, утром 22 июня 1941 года Бенито, разбуженный телефонным звонком из посольства Германии, раздраженно воскликнул:

- Чертов параноик Гитлер! Все, война теперь проиграна!

Удивительно, но было время, когда альянс между фашистами и немецкими национал-социалистами казался абсолютно невозможным. Муссолини терпеть не мог Гитлера, открыто называя его «дегенеративным созданием» и «чрезвычайно опасным идиотом», а сам национал социализм — «пародийной, скотской имитацией фашизма, дикарской системой, способной только на убийство, грабеж и шантаж».

- Если бы безумные теории Гитлера о расовом превосходстве стоили хотя бы каплю внимания, — говорил Муссолини своему приятелю журналисту Мишелю Кампана, — то дикого лапландца следовало бы считать наивысшим типом развития человеческой расы. Тридцать столетий истории вынуждают нас с чувством величественной жалости рассматривать эти дурацкие доктрины, пропагандируемые по ту сторону Альп потомками варварских народностей, которые были поголовно безграмотной в те дни, когда Рим гордился Цезарем, Вергилием и Августом…

Но, как бы Муссолини ни презирал Гитлера, он все равно был вынужден заключить с ним альянс, ибо только нацистская Германия признавала интересы Италии в Средиземноморье и законность абиссинской войны. Англия же и Франция, напротив, видели в любых действиях Муссолини по расширению «жизненного пространства» лишь угрозу своим собственным колониальным владениям. И дуче ничего не оставалось, как подписать «антикоминтерновский пакт».

Однако, как и предсказывал Бенито, война породила широкие оппозиционные настроения по отношению к Германии и фашистскому режиму. Ежедневно в Риме и Милане проходили митинги и антивоенные забастовки, а, после того, как части британской армии оккупировали итальянский Триполи, даже жандармы отказывалась подчиняться властям. Сам Муссолини становился все более апатичным, он часто терял самообладание, раздражался и горячился, а затем… снова впадал в апатию. Любое печальное известие с фронта он воспринимал как еще одно доказательство неполноценности итальянцев, «показавших себя ничем не выдающейся нацией никчемных людей, способных только петь и поедать мороженое».

«Дуче опустился интеллектуально и физически, — писал Джузеппе Боттаи, тогдашний министр образования. — Многие военные называют его «продуктом сифилиса», утверждая, что его болезнь вошла теперь в свою последнюю стадию, характерными проявлениями которой является лихорадочное возбуждение и галлюцинации…»

Официальный портрет Муссолини

Вдобавок Муссолини мучила и язва, приобретенная еще на фронте – иногда боль была такой сильной, что, он даже во время важного совещания мог упасть на пол, удерживая рвущийся наружу крик. «Отцу сделали все возможные рентгеновские снимки, — писала его дочь Эдда. – Снимки все плохие, но специалистов он так и не приглашает… Нужно сделать что угодно, лишь бы отца обследовали или хотя бы осмотрели. До сих пор единственные методы лечения, признаваемые им, — богохульства и брань».

Свое раздражение дуче перенес и в личную жизнь. Он прекратил свой бесконечный сексуальный марафон и попытался даже порвать с Петаччи, которую однажды назвал «самой отталкивающей женщиной мира». Как то раз, весной 1943 года, когда Кларетта подошла ко входу в палаццо «Венеция», то полицейский, преградив ей вход, сказал, что у него есть приказ не пропускать ее в дом. Рассерженная Клара оттолкнула его и бросилась вперед, однако на лестнице она натолкнулась на самого дуче.

- Я считаю, что между нами все кончено, — заявил дуче, окинув любовницу ледяным взглядом. — Пожалуйста, оставь меня в покое.

Но Кларетта стала громко рыдать, размазывая по щекам косметику — это было испытанное средство, к которому она прибегала всякий раз, когда дуче отказывался исполнять ее капризы. Взбешенный Муссолини в ответ ударил ее с такой силой, что она отлетела назад и ударилась о стену, потеряв сознание. И только укол стимулятора, сделанный врачом, привел ее в чувство. Ползая перед дуче на коленях, она целовала его ноги и шептала:

- Я больше не буду приходить днем, но только ночью, только на несколько минут, лишь бы увидеть тебя и поцеловать… Я не хочу никакого скандала…

Скандал, между тем, уже разгорелся нешуточный. Всему Риму стало известно, что родственники Петаччи, пользуясь близостью Кларетты к дуче, стали проворачивать сомнительные финансовые махинации и создали целую коррупционную систему. Отец Клары брал взятки со всех министров, обещая помощь при решении любого вопроса, старший брат Марчелло — один из врачей итальянских ВМФ — делал деньги на контрабанде золота, используя для этого дипломатическую почту. Даже ее сестра Мириам, прикрываясь именем дуче, сделала себе имя первой киноактрисы Италии. Терпение старых членов фашистской партии лопнуло, когда клан Петаччи стал открыто проталкивать на пост секретаря партии своего дальнего родственника — 26-летнего Альдо Видуссони, человека «невежественного, злобного и абсолютно ничтожного».

И вот, в июле 1943 года против Муссолини созрел заговор генералов, которых поддержал сам король Виктор-Эммануил. Когда Муссолини прибыл на встречу с королем в резиденцию Савойя, он был арестован гвардейцами и отправлен в ссылку на остров Понца.

«Я был рад оказаться именно здесь, — писал он в своем дневнике, — ведь уже со времен античности на Понца ссылались известные люди — мать Нерона Агриппина, дочь Августа Юлия, а в завершение всего — святая Флавия Домицилла, папа Сильвестр Мученик…»

Но отставка Муссолини никак не входила в планы Гитлера. Когда немецкому командованию стало известно точное местонахождение арестованного дуче, на остров был отправлен отряд немецких диверсантов под командованием знаменитого Отто Скорцени. Уже 13 сентября самолет «люфтваффе» доставил освобожденного Муссолини в Мюнхен, где в аэропорту его встретили люди Гитлера и Ракель с детьми, которых фюрер также распорядился тайком вывезти из Италии.

Муссолини оставался в Германии десять дней, пока немцы и верные ему фашисты готовили военный переворот. Новым декретом Муссолини объявил о свержении монархии в Италии, вместо которой он учредил Социальную республику. Новой столицей государства вместо Рима (Вечный город уже были готовы занять американцы) был провозглашен городок Сало на озере Гарда. Это государство, опираясь на войска СС, просуществовало вплоть до апреля 1945 года, когда вся Италия была оккупирована войсками союзников.

В конце концов, Муссолини переправил Ракель с детьми в нейтральную Швейцарию, а сам оставался руководить остатками своей «империи» до самого последнего момента. Из Сало он уехал в последнем караване эвакуировавшихся в Германию солдат СС. Вместе с ним была только его верная Кларетта Петаччи, которая боялась отойти от своего обожаемого дуче хотя бы на один шаг. Все это время, начиная с ареста Муссолини в 1943 году, она вместе со своей семьей провела в тюрьме замка Висконти и даже фашистский переворот не принес ей освобождения. Казалось, Бенито был рад наконец оставить надоедливую любовницу и больше никогда о ней не слышать. Но, когда дуче вдруг осознал, что дни фашистского режима сочтены, он вновь вспомнил о Кларетте. И как ни в чем не бывало велел ей срочно вернуться, что бы вместе бежать из страны.

Рано утром 26 апреля 1945 года близ местечка Донго, неподалеку от швейцарской границы, его автомобиль, следовавший в хвосте колонны немецких войск, был остановлен партизанами знаменитой 52-й Гарибальдийской дивизии. Офицеры вермахта вступили с партизанами в переговоры, в результате которых «гарибальдийцы» согласились пропустить колонну в обмен на выдачу им всех итальянских фашистов. Немцы, надо отдать им должное, попытались было спасти Муссолини: его пересадили из шикарной «Альфа-Ромео» в кузов грузовика, напялили на него солдатскую.шинель, сунули в руки автомат… Подали каску, он нахлобучил ее задом наперед… В мешковатой шинели, в черных очках, с автоматом, который он держал наподобие лопаты или весла, толстяк выглядел клоуном на арене цирка. Разумеется, командир дивизии – полковник Вальтер Аудизио – тут же опознал в ряженом «эсэсовце» бывшего диктатора. Муссолини был схвачен, и последнюю свою ночь он провел с Клареттой в грязном хлеву, на бедной крестьянской ферме.

Наутро полковник Аудизио приказал Муссолини собираться на расстрел, а Кларете он велел убираться ко всем чертям, ибо насчет этой женщины командование Сопротивления никаких решений не выносило. Но тут верная Петаччи, к удивлению всех мужчин, сама попросила полковника о смерти:

- Я хочу разделить с ним судьбу, — взмолилась она. — Если вы думаете его убить, убейте и меня.

Полковник лишь сухо пожал плечами – патронов на шлюху диктатора у него всегда хватит. Но Муссолини грубо оттолкнул ее:

- Идиотка, зачем тебе умирать вместе со мной?!

Она не ответила, лишь крепко схватив его за руку.

«Муссолини повиновался без малейшего протеста, — много лет спустя вспоминал этот день полковник Вальтер Аудизио. — Он превратился в усталого, неуверенного в себе старика. Походка его была тяжелой, шагая, он слегка волочил правую ногу. При этом бросалось в глаза, что молния на одном сапоге разошлась. Затем из машины вышла Петаччи, которая по собственной инициативе поспешно встала рядом с Муссолини, послушно остановившимся в указанном месте спиной к стене. Прошла минута, и я вдруг начал читать смертный приговор военному преступнику Муссолини Бенито: Мне кажется, Муссолини даже не понял смысла этих слов: с вытаращенными глазами, полными ужаса, он смотрел на направленный на него автомат. Петаччи обняла его за плечи. Что касается его, то он не произнес ни слова: не вспомнил ни имени сына, ни матери, ни жены. Из его груди не вырвалось ни крика, ничего. Я нажал на курок, и — на тебе! — автомат заклинило. Я подергал затвор, вновь нажал курок, но с тем же результатом. Гвидо (помощник полковника. – Авт.) поднял пистолет, прицелился, но — вот он рок! — выстрела не последовало. Казалось, что Муссолини этого не заметил. Тот, кто считал себя «львом», превратился в кучу дрожащего тряпья, не способного ни к малейшему движению. Он не замечал даже присутствия той, которая была его женщиной…»

Тогда к полковнику Аудизио подбежал комиссар «гарибальдийцев» и отдал ему свой автомат. Муссолини словно очнулся и, держась руками за лацканы пиджака, произнес: «Целься мне в грудь».

«Я выпустил пять выстрелов, — писал полковник. — Муссолини, опустив голову на грудь, медленно сполз вдоль стены. Петаччи, потеряв рассудок, странно дернулась в его сторону и упала ничком на землю, тоже убитая».

На следующий день тела казенных перевезли в Милан и подвесили вверх ногами на всеобщее обозрение. «Ее глаза были открыты, — вспоминал один из очевидцев. – Лицо выглядело кротким и умиротворенным. Казалось даже, что она чему-то улыбается…»

http://www.istpravda.ru/research/4568/, вики,

муссолини, 1/2

отсюда --   http://kryaker.dwg.ru/?p=13853

Дуче вита.

Published by admin at 04:16 under Истории

130 лет назад на свет появился Бенито Муссолини — человек, который придумал фашизм. Секрет его успеха в политике был прост: он первым понял, что с толпой нужно обращаться как с проституткой — говорить то, что ей хочется, обещать золотые горы, затем использовать ее и выбросить на улицу.
«Я появился на свет в два часа дня в воскресенье 29 июля 1883 года, — написал Муссолини в своей автобиографии, — в Варнано дей Коста, старой деревушке, лежащей на вершине холма, в селении Довиа, рядом с селением Предаппио.»

Фамилия Муссолини была известна в Центральной Италии еще со времен Средневековья. Дед будущего дуче — Луиджи Муссолини – приехал в Довиа в чине лейтенанта национальной гвардии, купив себе после выхода в отставку полуразвалившийся особняк, который крестьяне называли «дворец Варано». По местным меркам, дом действительно считался настоящим дворцом – это было единственное на всю округу каменное двухэтажное здание с балконами и просторными галереями. Луиджи сразу же прославился среди односельчан как первый кутила, выпивоха и бабник, любивший подраться во время праздников. Отец Бенито – Алессандро Муссолини — тоже служил в гвардии, был социалистом и поклонником Гарибальди. В 28 лет он вышел в отставку и вернулся домой, решив вместо политики заняться бизнесом – он купил молотилку и кузнечную мастерскую (так что, и насчет отца-кузнеца дуче тоже слегка приврал). В 1882 году Алессандро женился на 24-летней местной красавице Розе Мальтони, которая работала учительницей в местной школе и была, как писала местная газета, была «очень религиозной женщиной, уважаемой всеми за ее добродетели, а также за любовь и ум, которые она проявляла, выполняя свое благородное призвание». А уже через год вся деревня Довиа праздновала рождение их первенца, которому Алессандро дал диковинное имя — Бенито Амилькаре Андреа Муссолини. Первое имя – в честь мексиканского реформатора президента Бенито Хуареса, второе и третье – в память видных гарибальдистов. Еще через три года в семье Муссолини родился второй сын Арнальдо, а в 1888 на свет появилась и младшая сестренка Эдвидже.

Отец постарался дать детям самое лучшее образование. Когда Бенито исполнилось девять лет, его направили учиться в частную школу монашеского ордена Св. Франциска Сальского в городке Фаэнца. «Я не помню, чтобы я был особенно удручен расставанием с братом и сестрой, — писал позднее Бенито. — Но я был очень опечален тем, что мне приходилось расстаться с маленькой птичкой, которую я держал в клетке у окна. В день отъезда я поссорился с приятелем и попытался ударить его, но промахнулся и попал кулаком в стену, настолько сильно повредив пальцы, что пришлось отправляться в путь с забинтованной рукой. В момент отъезда я расплакался… Еще я помню, как едва мы отъехали от дома, наш осел споткнулся и упал, и отец разразился громкими проклятиями, увидев в этом плохое предзнаменование…»

Предчувствие не обмануло Алессандро – с первого же дня юный Бенито возненавидел школу. Он ненавидел учителей и «святых отцов», которые пугали его муками Страшного суда, ненавидел своих одноклассников, а особенно ненавидел детей дворян, сидевших за отдельным столом и получавших хорошую еду, тогда как отпрыски «неблагородных» фамилий питались лишь кашей, хлебными лепешками да холодной водой. Он даже и не пытался учиться, обратив всю свою энергию против педагогов. Однажды он так расшалился на уроке, что один их монахов в сердцах отвесил ему крепкий подзатыльник. В бешенстве Бенито швырнул в учителя чернильницей, за что на несколько дней был посажен в карцер. В другой раз Бенио затеял драку на школьном дворе, во время которой он ударил перочинным ножом в живот одного из старших ребят. И хотя рана была пустяковая, после этого случая монахи настояли на том, что бы юного Муссолини с позором выгнали из школы.

Молодой Бенито.

Тогда отец перевел его учиться в элитный частный интернат в городке Фирлимпополи. Этот интернет содержал прославленный итальянский поэт Джозуе Кардуччи – будущий лауреат Нобелевской премии по литературе 1906 года, и учиться в его школе могли позволить себе только дети очень состоятельных родителей. Но и там Бенито быстро приобрел репутацию хулигана, с которым лучше не связываться. Одетый в поношенный черный костюм, Бенито, как потом вспоминали его учителя, напоминал угрюмого бандита из рабочих кварталов, который в любой момент мог пустить в ход свой любимый нож.

Однажды во время драки он пырнул одноклассника в бок, и его снова исключили. Но деньги отца помогли решить эту проблему, и уже через год Бенито снова был восстановлен. К тому же директор школы — брат поэта Вальфредо Кардуччи – увидел в Муссолини под слоем агрессии и цинизма незаурядную творческую натуру. Он часами беседовал с Бенито о поэзии и литературе и даже уговорил его выступать в любительском театре Форлимпополи. Позже Бенио в своей биографии писал, что именно Вильфредо Кардуччи он обязан своим ораторским даром, и первый триумф он ощутил на сцене своей школы, когда под гром оваций он прочитал монолог, посвященной памяти Джузеппе Верди. На всю жизнь Муссорлини сохранил и любовь к стихам Кардуччи, с томиком которого он никогда не расставался. Любимым же стихотворением Муссолини была ода «A Satana»:

«Слава тебе, великий повстанец!
На твоем челе взнесутся подобно лавровым рощам леса Аспромонте.
Я пью за тот счастливый день, когда мы увидим конец
Вечного Рима,
За свободу, восходящую из мысли человека,
Которая низвергнет ложный трон преемников Петра
В прах с коронами и гирляндами цветов.
Лежи, поверженный, несчастный Господь!».

(Аспромонте — горный массив в Италии. – Авт.)

Образ вечного бунтовщика против Бога надолго овладел фантазией юного Муссолини, который и себя представлял в роли падшего ангела, «апостола насилия» (так он подписывал свои ранние статьи). На митицизме Кардуччи, по сути, он и выстроил идеологическую модель итальянского фашизма с его утопической идеей реанимации язычества Древнего Рима и возрождения культа Юпитера. Впрочем, как потом вспоминала супруга Муссолини, сам дуче не верил ни в каких богов, но зато был очень суеверным человеком. До конца жизни он носил на шее некий амулет, подаренный ему в детстве. Когда он был на людях, часто видели, как он засовывал руку в карман, чтобы дотронуться до гениталий и тем самым оградить себя от сглаза. Однажды, прочитав в журнале «Тайм» о проклятии сокровищ, обнаруженных в гробнице Тутанхамона, он бросился к телефону и распорядился немедленно убрать из музеев все древнеегипетские мумии.

Там же в школе он впервые попробовал на вкус и славу революционера. 1 мая 1901 года Бенито решил своеобразно отметить праздник солидарности трудящихся – он забаррикадировал двери классов и сорвал уроки. Учителя были вынуждены покинуть школу, которая на несколько дней осталась в распоряжении Бенито, который уже тогда обзавелся собственной свитой из рослых хулиганов. Эта хулиганская выходка была описана в социалистической газете «Аванти!» как первый опыт «самоуправления учащихся»: «Товарищ ученик Бенито Муссолини проявил необыкновенное мужество, отказавшись подчиниться дисциплине. Он побудил своих друзей последовать за ним. Вот замечательная дань уважения празднику 1 Мая, являющемуся символом борьбы с существующими порядками».

Много лет спустя, когда Муссолини уже стал всесильным диктатором Италии, этот случай был превознесен официальной пропагандой как образец героического сопротивления юных фашистов, которым якобы противостояла целая армия карабинеров и жандармов. Правда, итальянцам ничего не рассказывали о других «подвигах» юного дуче, официальная цензура порезала даже автобиографическую книгу Муссолини, полное издание которой читатели увидели лишь в 60-х годах прошлого века. И с удивлением узнали, что в те годы будущий дуче думало вовсе не о политике и о социальной справедливости, а о сексе, как и все нормальные подростки. Бенито с упоением описывал свои налеты на танцплощадки вместе с другими хулиганами, драки за обладание девочками и свои первые походы по борделям. Собственно, секс с проституткой был в те годы для итальянских мужчин самым естественным способом лишиться невинности. Вот, и Бенито, едва ему исполнилось 15 лет, отправился в ближайший бордель Фирлимпополи.

«Когда я вошел в публичный дом, я не знал, что делать и что говорить, — вспоминал Муссолини в своей биографии. — Но одна пожилая путана посадила меня к себе на колени и начала возбуждать поцелуями и ласками… Я пожертвовал ей свою девственность. Я уходил, опустив голову и шатаясь как пьяный. Мне казалось, что я совершил преступление. Но с того момента женщины вошли в мою жизнь, в мои Сны и желания. Я раздевал их своими глазами и преследовал их в своих мыслях. Я зачастил на танцы и карнавалы. Музыка, ритм движений, контакт с женщинами и запах духов, исходивший от их волос, запах женского пота будили во мне аппетит к их плоти, и я разряжался в борделях…»

Свою привязанность к проституткам Муссолини перенес и в политику – слово «шлюха» стало самым часто употребляемым термином во всех речах дуче. «Шлюхами» были и его политические оппоненты, и журналисты, и главы соседних государства (однажды дуче публично живописал, как он бы отымел министров десятка европейских государств). Да и саму власть в Италии он взял, как пьяную девку, валявшуюся на дороге. Даже итальянский народ, во имя которого он и наводил порядок в стране, дуче нередко называл «сборищем шлюх».

Муссолини в 16 лет. Фото из полицейского архива.

В 16 лет Бенито добавил еще один штрих к своему образу настоящего мачо – он изнасиловал некую девушку по имени Вирджиния, что тогда в Италии считалось чуть ли не обычным делом. «Она была бедной, — снисходительно писал он, — но имела приятный цвет лица и была довольно хорошенькой… Однажды я поднялся с нею наверх, бросил ее на пол за дверью, и она стала моей. Она поднялась с пола плача и оскорбляя меня в промежутках между всхлипываниями. Она заявила, что я обесчестил ее. Возможно, так оно и было. Но что это была за честь?»

Осенью 1901 года Бенито получил диплом учителя начальных классов и получил назначение на должность учителя в деревню Пьеве-Саличето на берегу реки По. Как вчерашний студент, он получил всего пятьдесят шесть лир жалованья, из которых сорок отдавал за пансион. Хорошего учителя из него не получилось, и он знал об этом. Дети относились к нему неплохо, но некоторые из них считали его сумасшедшим. Его скособоченный воротник был почти всегда грязным, шнурки на ботинках часто болтались, волосы были длинными и нечесаными. Бенито сам признавал, что год, проведенный в этой деревне, был временем «моральной деградации». Он регулярно напивался, и часто после того, как его собутыльники ложились спать, продолжал болтаться в одиночку по темным улицам города, декламируя стихи собственного сочинения.

На четвертый месяц его пребывания в деревне он обзавелся любовницей – это была хозяйка его пансиона, двадцатилетняя рыжая красотка Джулия. Но, несмотря на то, что Джулия была давно замужем за итальянским капралом, ее страсть, как признавался Муссолини, была до краев наполнена самой необузданной ревностью. Однажды она уничтожила несколько страниц его рабочих тетрадей, обнаружив там женские имена – эта полуграмотная крестьянка даже не смогла сообразить. Что это была лекция по истории литературы! В другой раз она набросилась на него с кулаками и расцарапала все лицо до крови, а взбешенный Бенито всадил ей в бедро свой любимый нож. Наверное, связь с Джулией так бы и осталась бы в судьбе Муссолини странным анекдотом, если бы в один злосчастный день господин учитель не обнаружил у себя симптомы сифилиса, которым он был вознагражден за свою неутомимость в постели.

Бенито, обнаружив у себя «нехорошую болезнь», едва не застрелился. Но отец отправил его лечиться в швейцарскую Лозанну, где, как известно, находились лучшие во всей Европе врачи.

В Швейцарии судьба проделала с Муссолини жесткий фокус – едва Бенито прибыл в страну, как получил известие об аресте отца. Неистовый Алессандро Муссолини, которому наскучила тихая жизнь в провинции, всерьез увлекся политикой и стал одним из видных членов партии социалистов. На очередных выборах он во главе группы разъяренных боевиков явился на избирательные участки в Форли и стал переворачивать урны для голосования, протестуя таким образом против подтасовки голосов.

Так Бенито остался в Лозанне без гроша в кармане. Он спал под мостом в картонных коробках, в общественной уборной вместе с польской беженкой. В июле он нашел работу чернорабочего на строительстве шоколадной фабрики. «Работал я по одиннадцать часов в день за 32 сантимов в час, — писал Муссолини. — В день совершал по сто двадцать одной поездке с нагруженной кирпичами тачкой на второй этаж строящегося здания. Под вечер мышцы на руках вздувались. Питался картошкой, запеченной в золе, бросался в постель — кучу соломы — прямо в одежде. На следующее утро в пять часов просыпался и снова шел на работу…»

Но на стройке он не задержался и двух месяцев. «Хозяин» вывел меня из себя, — писал он другу в письме из Лозанны. – В субботний вечер я попросил его уплатить мне за работу. С нескрываемым гневом «хозяин» швырнул мне в руки двадцать лир и несколько чентезимо, заявив: «Вот твои деньги, ты их украл». Я прямо окаменел. Что мне было с ним делать? Убить его?». В итоге Бенито избил управляющего и бросил работу. Через два дня его арестовали за попрошайничество и посадили в тюрьму.

Оказавшись на свободе, Бенито переехал в Женеву и попытался было вернуться к нормальной жизни, устроившись работать посыльным в винный магазин Женевы. Но вскоре его снова арестовали, и на сей раз за грабительское нападение. «Я не мог удержаться, — признался он. — Я шел голодный на работу и увидел в парке двух англичанок, сидящих на скамье со своим завтраком — хлебом, сыром, яйцами. Я набросился на одну из ведьм и вырвал у нее из рук еду. Если бы они попытались сопротивляться, я бы задушил их — задушил бы, поверьте мне!»

В швейцарской тюрьме Бенито познакомился с русскими анархистами – и это знакомство перевернуло все его жизнь. После отсидки его выслали из Швейцарии, но он тут же вернулся назад, в Женеву и нелегально поселился в коммуне русских студентов — странных, диких, развращенных представителей богемы и нигилистов; пил с ними и спорил так неистово, что, как сказал один из них, он, видимо, считал, что «каждый его день мог стать последним». Они называли его «Бенитушко».

В этой развеселой компании самого левого толка он и познакомился с анархистской Анжеликой Балабановой – единственной женщиной в мире, помимо матери, которую он боготворил. Именно Анжелика и превратила бесшабашного хулигана Бенито в настоящего профессионального революционера.

Анжелика Балабанова.

Судьба этой женщины требует отдельного рассказа. Родилась она в Чернигове, в семье богатого купца и землевладельца. Как и положено девушкам из приличных семей, получила хорошее домашнее образование – мать, не желая, чтобы дочь общалась с «простыми» детьми из «подлых» сословий, нанимала ей учителей и гувернанток, которые ей с трех лет преподавали немецкий и французский. На русском языке в доме в доме принципиально не говорили, но Анжелика сама выучила язык, общаясь со слугами. Едва ей исполнилось 16 лет, она вышла замуж за инженера Михаила Балабанова – практически ей было все равно за кого, лишь бы вырваться из родительского дома, пропитанного суровым нравом матери. Через три года она бросила мужа и уехала учиться в Брюссель. Жила долгое время в Лейпциге и Риме, вступила в Союз русских социал-демократов за границей и в Итальянскую социалистическую партию. Собственно, по поручению партии эта утонченная аристократка и оказалась в Швейцарии, где она готовила боевые «красные отряды» из итальянских эмигрантов. Разумеется, она не могла пройти мимо обозленного на весь свет Бенито.

Впрочем, когда она впервые увидела Муссолини, он ей совершенно не понравился. «Никогда в жизни я не видела более жалкого существа, — вспоминала она. — Несмотря на огромную челюсть, ожесточение и беспокойный блеск его черных глаз, он производил впечатление человека крайне робкого. Даже слушая меня и, при этом теребя нервными руками большую черную шляпу, он, казалось, был более озабочен своим внутренним кипением и менее всего прислушивался к тому, что я говорила… Он был легко возбудимым, жалким, склонным к богохульству человеком, мстительным, нарочито плохо одевавшимся лентяем, ненавидевшим физический труд и возомнившим себя интеллектуалом, который очень боялся оказаться в обществе людей, стоящих выше него в социальном и интеллектуальном плане».

Но Бенито смог каким-то образом подобрать ключик к сердцу русской красавицы, и вскоре они стали любовниками, хотя, как признавалась позже Балабанова, она терпеть не могла привычку Муссолини не мыться перед любовной близостью. В перерывах между половыми актами она подсовывала Муссолини книги Карла Маркса и французского анархиста Жоржа Сореля, который презирал все псевдодемократические «свободы», полагаясь единственно на «прямое революционное насилие, ничуть не стесняющееся ни в целях, ни в средствах». Под влиянием Анжелики Муссолини поступил учиться в Лозаннский университет на факультет философии и стал весьма известной фигурой в швейцарском социалистическом движении, автором смелых статей в революционных газетах.

А вот в Италии он был заочно осужден военным трибуналом за уклонение от военной службы. Это означало одно – позор для всей семьи и изгнание до конца жизни. Но, похоже, будущий дуче, воспитанный отцом в духе верности гвардейским традициям, к такому повороту событий был явно не готов. И как только итальянское правительство объявило амнистию дезертирам, Муссолини тут же бросил Балабанову и явился на призывной пункт и был направлен в 10-й полк берсальеров в Верону.

Что же случилось потом с Балабановой? С Муссолини они поддерживали эпизодические отношения вплоть до самой революции в России. Как писал один из биографов Муссолини, «они жили вместе и расходились, снова соединялись, обожали друг друга и ненавидели, ссорились и мирились. Прямо-таки классическая русская история». Но в 1917 году она вернулась в Советскую Россию, где становится видным деятелем Коминтерна и наблюдает за превращением ее ученика в диктатора, уже «отложившегося от революционного идеала». А в 1922 году товарищ Балабанова вдруг замечает, что и новый советский мир начинает приобретать черты диктатуры Муссолини. И в отчаянии Анжелика Балабанова уезжает в Париж, став первым коммунистическим диссидентом. О последних годах Балабановой известно немного. Так, навещавший ее итальянский коммунист Антонио Грамши жаловался, что «с Анжеликой уже невозможно говорить – сейчас же впадает в истерику». Тем не менее, итальянские спецслужбы, беспощадно уничтожавшие по приказу Муссолини всех его бывших друзей-коммунистов, Балабанову даже пальцем не тронули. Видимо, дуче еще хранил память об этой женщине, сделавшей из него вождя нации.

Но вернемся к Муссолини. Почти два года он служил в армии, забыв про журналистику и социалистические идеи. Позже он скажет, что получал удовольствие от пребывания в армии, которая помогла ему осознать, что прежде чем командовать, человек должен научиться подчиняться. Тем не менее, после демобилизации Муссолини вновь вернулся к революционерам. В Романье он принял участие в митинге поденных рабочих, за что был приговорен к трем месяцам тюремного заключения. Выйдя из тюрьмы, он отправился на север в Тренто, принадлежавший в то время Австрии, и трудился там в газете Awenire del Lavoratore, где прославился своими выпадами против христианства в целом — «этого аморального позорного клейма для человечества». Его снова арестовали и выдворили из Австрии.

Бенито был вынужден вернуться к отцу (его мать Розе Мальтони к тому времени уже умерла), который, продав свои кузнечные мастерские, перебрался в Форлимпополи и стал хозяином гостиницы «Стрелки». За отелем ему помогала присматривать его новая любовница Анна Гвиди – незамужняя дама, воспитывавшей пятерых дочерей. И Бенито стал домашним педагогом в семье Гвиди.

Самую молодую из дочерей Анны звали Ракель. Это была хорошенькая шестнадцатилетняя девочка с пушистыми волосами и огромными карими глазами. И Бенито решил на ней жениться. Сначала, впрочем, он влюбился в ее старшую сестру Аугусту, но та, посчитав его заработок слишком ненадежным, вышла замуж за местного могильщика, справедливо рассудив, что у человека с подобной профессией всегда будет постоянный доход. И Муссолини тотчас же переключил все внимание на Ракель. Днем он давал ей уроки, а вечерами читал ей свои рассказы – тогда Муссолини писал книгу о Яне Гусе, великом реформаторе из Богемии, и начал работу над романом «Клаудиа Партичелла», который должен был публиковаться с продолжением в одном итальянском журнале. И хотя критики отнесли этот роман к «тривиальной макулатуре с нелепым и растянутым сюжетом», Ракель он очень понравился – ведь одну из главных героинь (самоотверженную служанку, отдающую жизнь за свою госпожу) тоже звали Ракель.

Будучи уверен, что семейные узы мешают революционеру в осуществлении грандиозных планов, Муссолини предложил Ракели гражданский брак. Но ни Алессандро Муссолини, ни мать девушки и слышать не хотели о том, что бы разрешить детям без венчания жить вместе. И тогда Бенито решил устроить небольшой спектакль: он достал револьвер и воскликнул:

— Здесь шесть патронов. Если вы ответите мне отказом, одна пуля достанется ей, пять — мне!

Шантаж произвел впечатление, и родители были вынуждены уступить. Через несколько дней Муссолини снял две комнаты в старом «палаццо» на Виа Меренда. «В один из вечеров мы переехали, — писала впоследствии Рашель. — Помню, каким он был усталым и счастливым… Хотя и несколько неуверенным в том, какова будет моя реакция, потому что бумаги для регистрации брака еще не были готовы. Но я разобралась в ситуации. Передо мной был избранник моего сердца, с нетерпением ожидавший единственного дара, который я могла ему преподнести — мою любовь. Колебаний не было. Я пошла с ним».

Они жили вместе в течение трех лет. К концу 1910 года появилась на свет их первая дочь Эдда. Что бы купить для дочери коляску Муссолини был вынужден потратить большую часть своего месячного заработка редактора местной социалистической газеты, и весь месяц они с женой питались одной капустой.

Летом 1911 года он был снова осужден – уже в пятый раз! – за организацию демонстрации против войны в Триполитании. Правда, сама демонстрация больше походила на настоящую революцию – банды Муссолини в течение двух дней сокрушили в Форлимполи все магазины, выломали трамвайные пути и сожгли здание городской мэрии.

- Если вы меня оправдаете, — заявил он судьям, — то доставите мне удовольствие. Если же осудите, то окажете мне честь.

И такая «честь» ему была оказана. Выйдя через полгода из тюрьмы в ранге новой политической «звезды», Муссолини тотчас же перебрался в Милан и был назначен главным редактором газеты «Аванти!» — официального органа социалистов. Через несколько месяцев благодаря его таланту тираж газеты вырос в два раза. Но еще больше Бенито прославился своими сексуальными успехами – в редакции газеты не было ни одной женщины, не прошедшей через его постель. Из десятков его любовниц в истории остались имена лишь трех женщин, сыгравших наиболее важную роль в его жизни.

Первой стала стала красавица Ида Дальсер, дочь мэра города Сопрамонте и хозяйка первого в Италии института красоты. Ее знакомство с Бенито началось с того, что она пришла в редакцию, собираясь поместить рекламу в «Аванти!», и спустя полчаса оказалась на диване главного редактора. Она тут же влюбилась в Бенито без памяти и была готова выполнить любое его желание. Именно на деньги Иды, вырученные от продажи ее драгоценностей и салона красоты, Муссолини смог открыть свою собственную газету Il Poppolo d’Italia и впервые заявить о себе, как о самостоятельном политике. Позже Ида Дальсер родила Муссолини сына, которого она назвала Бенито Альбино. Причем, сам Муссолини признал сына и даже женился на Иде, рассудив, что его брак с Рашель Гвиди так и останется гражданским.

Но счастливой семейной истории не получилось. Когда у Дальсер кончились деньги, он разорвал с ней все отношения. Ида отказалась признать поражение. Позже, уже после прихода Муссолини к власти, она несколько раз подавала на него в суд, и Миланский городской суд обязал диктатора выплачивать пожизненное содержание своей бывшей первой жене и ее ребенку. Но Дальсер на этом не успокоилась. Она написала в министерство внутренних дел Италии письмо, в котором обвинила Муссолини в предательстве. Она сообщила, что располагает доказательствами того, что Муссолини принял крупную взятку от французского правительства, а также использовал свое влияние для введения изначально нейтральной Италии в войну против Австрии во время Первой мировой войны. Тогда по приказу Муссолини ее упекли в психиатрическую клинику на венецианском острове Сен-Клементе, где она и умерла в 1937 году от загадочного «кровоизлияния в мозг».

Такая же печальная судьба постигла и сына безжалостного политика. Когда Ида Дальсер была госпитализирована в клинику, Муссолини передал маленького Бенито Альбино на воспитание своему брату Арнальдо, который уже воспитывал двух своих сыновей и ребенка сестры Эдвидже, которую бросил муж. В 1932 году, после смерти Арнольдо, юный Бенито Альбино получил новую фамилию Бернарди и отправился служить в армию радистом на военном корабле «Реджия Марина». Но, когда он стал рассказывать всей команде, что является тайным сыном самого дуче Муссолини, его по приказу отца поместили в психиатрический госпиталь, где он и скончался в возрасте 27 лет.

Без всякой жалости Муссолини обошелся и с другой своей любовницей Маргеритой Сарфатти, которой он также был обязан своим приходом к власти. Маргрета, как и Ида Дальсер, тоже была представительницей итальянской знати – ее отец был выходцем из богатой еврейской семьи Грассини из Венеции. К моменту знакомства с Бенито 30-летняя Маргерита была уже женой и матерью, но самое главное — участницей наиболее известного в Европе социалистического общества. Самостоятельная политическая карьера для женщины в то время была заказана, и охваченная жаждой власти Маргерита всю жизнь будет использовать мужчин. Первым на ее пути оказался пожилой адвокат Цезаре Сарфатти — он помог вырваться из родительского дома, следующим — Муссолини, в котором она разглядела бешеную энергию будущего вождя нации. И Сарфатти сконцентрировала на Муссолини все свое тщеславие. Она отучила его от просторечных и ругательных выражений, стала ходить с ним в литературные и театральные салоны, обучать хорошим манерам, читать труды Макиавелли и теоретика расизма Гобино. Маргерит изменила и внешний облик Муссолини – вместо черного засаленных пиджаков Бенито стал носить строгие европейские костюмы, гамаши, карманные платочки, шляпа — словом, все атрибуты благополучного синьора из общества.

Наконец, именно Сарфатти превратила социалиста Муссолини в убежденного националиста. «

(no subject)

Репост записи http://novayagazeta.livejournal.com/1187519.html.

В этот день начался Освободительный поход в Бессарабию

Оригинал взят у nosikot в В этот день начался Освободительный поход в Бессарабию

В этот день в 1940 году начался освободительный поход РККА в Бессарабию и Северную Буковину – И.Сталин продолжал дело собирания утраченных земель. Румыния не оказала сопротивления, уступив советскому ультиматуму. Чуть позже от Румынии «отгрызли» по куску Венгрия и Болгария, но немцы пообещали обширную компенсацию на востоке – за счет СССР (с 1941 по 1944 годы румыны действительно управляли рядом наших территорий, включая Одессу).
Северная Буковина, в отличие от Бессарабии, никогда ранее в состав Россия не входила и ее присоединение вызвало у Гитлера подозрения относительно дальнейших планов СССР в отношении Румынии, особенно ее нефтяных месторождений. Подозрений, впрочем, абсолютно необоснованных (хотя, надо сказать, дипломаты тему не отработали полностью!). После Ясско-Кишиневской операции Румыния перешла на сторону СССР и получила обратно Трансильванию. А вот недавно киевский режим пошел румынам на уступки в отношении острова Змеиный.
Ну а вопрос с русским Приднестровьем так до сих пор и не решен...

ЧТО И ЗАЧЕМ СТРОИЛИ НАЦИСТЫ В УСТЬЕ РЕКИ ЛЕНЫ?

Оригинал взят у dochkin в ЧТО И ЗАЧЕМ СТРОИЛИ НАЦИСТЫ В УСТЬЕ РЕКИ ЛЕНЫ?

начало ПРОДОЛЖЕНИЕ окончание

ЧТО И ЗАЧЕМ СТРОИЛИ НАЦИСТЫ В УСТЬЕ РЕКИ ЛЕНЫ?

Секретную немецкую базу в устье реки Лены мы считаем самой отдаленной из всех известных нам баз, созданных нацистами в советском секторе Арктики. В принципе, обследование и изучение этой базы было бы нужно (или можно) начать еще в 1963 году, когда на берега Неелова залива море стало выносить бочки с соляркой, помеченные символикой вермахта. Местные жители с удовольствием принимали эти «дары моря», но как и откуда они появлялись, не интересовались. Поэтому тайная «ленская» база была впервые обнаружена и осмотрена вертолетчиками БАМа только в середине 70-х годов.

По их воспоминаниям, сооружения базы были построены у безымянной протоки на плоском острове, укрытом от ветров высокой скалой. Скорее всего, это мог быть остров Столб, находящийся в южной части дельты реки. Нагое столь конкретное предположение основано на том, что многие острова в дельте Лены просто не годятся для создания базы. Они состоят из песка, ила вперемешку с прослойками из вечного льда, а потому подвержены заметным разрушениям под влиянием прибоя, течений и плюсовых температур.

Очевидцы рассказали, что на левом берегу Быковской протоки они обнаружили 200-метровый бетонный причал. На причале через каждые 10 метров в бетон были вмурованы мощные швартовные кнехты. Непосредственно к причалу примыкала большая расселина, практически полностью прикрытая сверху многометровыми скальными породами. Вероятно, в этой расщелине под скальными породами размещена большая пещера. Что эта пещера хранит в своих недрах — неизвестно, так как часть обвалившегося каменного козырька полностью закрыла вход в нее. Представляется совершенно очевидным, что обвал каменного козырька произошел после сильнейшего взрыва,

Рядом с причалом располагалась площадка, на которой было складировано несколько сотен 300-литровых бочек с соляркой и керосином, которые можно было подвозить к причалу по специально проложенной узкоколейке. Выход в море Лаптевых от причала можно было осуществлять сразу через две речные протоки: Быковскую и Исполатова. (Ну чем не маленький Киль?)

Впервые много и открыто о ленской базе заговорили только через несколько лет после ее открытия вертолетчиками БАМа, Редакции газет «Советская Россия» и «Комсомольская правда» даже собирались организовать специальные экспедиции на эту базу. Но ни одна из них не состоялась, а открытая информация о необычной находке, за исключением нескольких коротких сообщений в газетах, внезапно исчезла. Сначала, видимо, на всякий случай за цензурой пеленой, а потом в хаосе перестройки.

Анализируя факты с позиции наших сегодняшних знаний, можно предположить, что изначально база предназначалась для заправки топливом тех четырех нацистских рейдеров, которые планировалось проводить по Севморпути вслед за «Комет» на Тихий океан. А далее — обеспечивать топливом германские транспорты, которые с началом Второй мировой войны простаивали у причалов некоторых тихоокеанских стран. А может, и не только топливом? Ведь мы пока ничего не знаем о том, что именно хранится в заваленной пещере!

А содержимое этой пещеры может оказаться весьма интересным, так как та далекая от Германии база существовала автономно (а возможно, и активно эксплуатировалась) в течение долгих пяти военных лет. Кстати, это еще один доказательный факт того, что в годы Великой Отечественной войны в советской Арктике постоянно действовало некое специальное соединение (возможно, секретная флотилия) германских субмарин, которое имело совершенно иные задачи, чем охота за советскими караванами, идущими по Севморпути.

К сожалению, сегодня большинство как российских, так и иностранных историков относятся с большим сомнением к информации о транспортной и тем более иной деятельности германских подлодок в арктических морях Советского Союза- Но это совершенно не означает, что такая информация не хранится где-то в архивах Кригсмарине или иных ведомствах бывшей нацистской Германии.

Вот только несколько примеров, которые явно подтверждают транспортную деятельность германских субмарин в водах советского Заполярья:

1. Немецкая подлодка U-362, которая, по официальным данным, совершила шесть явно не боевых походов в Арктику, так как никогда не была замечена ни в одной стае «серых волков». В 1944 году эта лодка была потоплена неподалеку от бухты Бирули (Берег Харитона Лаптева). А ведь именно где-то в этом районе нацисты добывали некую руду, которую, погрузив в специальные контейнеры, далее везли в порт Лиинахамари. (Может быть, именно такой груз до сих пор находится на борту этой лодки.)

2. Восемнадцатого сентября 1944 года три немецкие подлодки попытались форсировать пролив Вилькицкого и пройти к советскому порту Нордвик. Зачем — установить так и не удалось.

3. В первых числах мая 1945 года в море Лаптевых со специальным заданием была направлена немецкая подлодка U-534. Несмотря на то, что эта подлодка вошла в состав Кригсмарине только в 1943 году, к началу арктического похода она прошла внеплановый ремонт, связанный с ее модернизацией, и была подготовлена к дальним походам к берегам Арктики или Антарктиды.

Предполагалось, что в майском походе и-534 сначала зайдет в некую базу на побережье Норвегию. Затем пересечет Баренцево и Карское моря и через пролив Вилькицкого пройдет в море Лаптевых, Здесь она дозаправится топливом в секретной базе на реке Лена и проследует к архипелагу Северная Земля, где на одном из островов выгрузит 11 ящиков специального груза. А далее вернется в Киль.

Но уже в начале похода эта лодка была потоплена в проливе Каттегат. {10}

Детали похода могли быть несколько иными, но «534-я» обязательно должна была зайти в обе секретные арктические базы, находящиеся в глубоком тылу СССР/

Более того, после возвращения из Арктики для U-S34 был запланирован поход к берегам Аргентины, а возможно, и Антарктиды для участия в специальной операции "Огненная Земля" (по одной из версий — доставка неких важных грузов или неких официальных лиц в секретные базы Южной Америки). Уж не исполнителей ли вышеупомянутого спектакля с двойниками?

Погибшую подлодку нашли датские аквалангисты еще в 1977 году. После ее осмотра некоторые сохранившиеся корабельные документы рассказали о маршруте похода и погрузке на борт неких ящиков спецгруза. Но этого груза на подлодке не оказалось!

Что было в них и кто должен был принимать спецгруз на Северной Земле, осталось загадкой. Только в начале 90-х годов удалось установить, что на следующий день после гибели субмарины, то есть уже утром 6 мая 1945 года(1), несмотря на хаос, царивший тогда в германских штабах, специальная команда водолазов Кригсмарине подняла весь груз и вывезла его в неизвестном направлении. Такая оперативность и организованность, безусловно, заставляет задуматься и предположить, что груз, вывозимый на U-534, имел для Третьего рейха особую значимость!

Кроме того, согласно найденным на лодке документам, было установлено, что на борту (вместе с некими пассажирами) находились 53 человека (хотя в эти дни на подводных лодках типа VII–C40, к которым относилась и U-534, максимальная численность экипажа состояла не более чем из 48 человек). Это было связано с тем, что после гибели на Балтике нацистских транспортов «Вильгельм Густлов» и «Генерал Штойбен», эвакуировавших курсантов и преподавателей Школы подводного плавания Кригсмарине, на немецких подводных лодках, выходивших в море, некомплект личного состава был узаконен специальным приказом.

Выходит, что на Северную Землю или в устье Лены U-534 везла не только спецгруз, но и пять пассажиров, а обратно могла бы забрать до десяти человек, для которых на подлодке в связи с уменьшением штатного состава были спальные места. Но некие пассажиры так и не дождались своей спасительницы.

Здесь вполне уместно напомнить, что в мае 1945 года где-то на берегу губы Буор-Хая (море Лаптевых) все еще находились представители вермахта. И это не фантастическое предположение, а реальный факт, который подтверждается весьма загадочной находкой, сделанной летом 1963 года недалеко от советского порта Тикси, на безлюдном берегу Неелова залива.

В тот день примерно в 25 километрах от порта, на каменной осыпи у залива, были найдены останки погибшего человека в серой «несоветской» форме. Ни документов, ни каких-либо бумаг у погибшего не обнаружено, а над его внешностью поработало полярное зверье. Однако на воротнике куртки погибшего сохранилась черная петлица с желтым узорчатым шитьем, а на куске ткани, бывшем когда-то левым рукавом куртки, — обрывок черной повязки «…tsche Wehrm…». Расшифровка остатков этой надписи позволяет предположить, что, скорее всего, это был рядовой или унтер-офицер из немецкого корпуса оказания срочной технической помощи TeNo (Technische Nothilfe).

При этом высота склона, на которой был обнаружен неизвестный, совершенно исключала даже предположение, что он мог быть занесен сюда течением из пролива Вилькицкого. Возможно, это был ремонтник из какого-то нацистского подразделения, обслуживавшего базу в дельте реки Лена, направленный на разведку советского аэродрома у Тикси, но погибший в дороге.

Кроме неясности с истинным предназначением секретной базы в дельте реки Лены есть еще один, можно считать, глобальный вопрос: каким образом могла быть создана столь фундаментально построенная база в далеком советском тылу, да еще в условиях Арктики?

Ведь для сооружения 200-метрового бетонного причала понадобился не один десяток квалифицированных рабочих-строителей и не одна тысяча тонн цемента и металлической арматуры» Да и без наличия на месте специальной техники построить такой причал весьма и весьма проблематично. Более того, все строительные проблемы {а они, безусловно, были) пришлось решать не на территории рейха или хотя бы оккупированной Норвегии, а за 3 тысячи километров от них, да еще в условиях арктического климата. Но раз тайная база есть, то всех специалистов, всю необходимую технику и стройматериалы сюда каким-то образом доставили!

Конечно, можно предположить, что все необходимые грузы, техника и люди были доставлены на борту немецкого рейдера «Комет», который в августе 1940 года проходил через море Лаптевых, Но это предположение абсолютно нереально, ибо высадка столь большой группы строителей и многодневную выгрузку стройматериалов и техники для базы не могли не увидеть наши лоцманы, находящиеся в это время на борту крейсера.

Кроме того, «Комет» вряд ли мог иметь у себя на борту эти грузы, так как рейдер в рекордно короткий срок прошел весь маршрут по Севморпути и для долгой разгрузки (да еще на необорудованное побережье Арктики) у его экипажа просто не было времени. Но тогда кто, как и когда все это доставил и построил в устье Лены?

И еще! Если немецких специалистов-строителей все же увезли после окончания строительства, а простых чернорабочих, скорее всего советских военно-пленных, ликвидировали на месте, то куда же делась вся строительная техника? Вряд ли ее увезли. Видимо, утопили здесь же, где-то рядом с причалом. Поэтому было бы весьма интересным обследовать грунт возле этого причала, что, естественно, значительно проще и перспективнее для ознакомительной экспедиции, чем вскрывать скальные породы, завалившие вход в пещеру. Вот и получается, что сегодня по этой нацистской базе в дельте реки Лены одни вопросы, да еще какие! Но искать и найти ответы на них чрезвычайно важно! Хотя бы из соображений государственной безопасности новой России.

Кстати, мы неслучайно заговорили о безопасности. Ведь все эти и подобные им сооружения, почти как египетские пирамиды, возведены на века! При этом давайте вспомним о нашем, вероятно, почти фантастическом предположении, что одна из баз для фашистских подводных лодок на Новой Земле — это наследие еще времен кайзеровской Германии. Но ведь вполне возможно, что она была активно использована во время войны с Советским Союзом! Так почему бы не предположить, что, может быть, где-то кто-то мечтает о том, что секретные базы Третьего рейха, законсервированные в бывшем советском, а ныне российском секторе Арктики, можно будет активно использовать в случае… впрочем, это уже вопросы не нашей компетенции!

Конечно, можно сказать, что в наши дни подобные предположения вообще нереальны. Но как мы увидим в следующем рассказе, некоторые механизмы, запущенные гитлеровцами более 60 лет назад, продолжают работать и сегодня с точностью швейцарских часов, например механизмы затопления штолен на нацистском заводе в Лиинахамари.

Кстати, хотелось бы обратить внимание на следующий весьма интересный факт.

В настоящее время именно к дельте реки Лены одна из германских фирм, организовала туристический маршрут для жителей Германии и Австрии на теплоходах «Михаил Светлов» и «Демьян Бедный». Только за 2003–2006 годы здесь побывало двенадцать туристических групп, в составе которых было более полутора тысяч немецких и австрийских туристов.

В перспективе рассматривается далее возможность организации где-то в этом районе туристического лагеря для любителей экстремального отдыха. Невольно возникает вполне законный вопрос: «Почему именно здесь, в районе, где когда-то была тайная база нацистов?»

Может быть, кому-то необходимо определить, насколько эта база сохранила свое военное предназначение, или разыскать нечто весьма важное в пещере, заваленной взрывом или на дне у причала?

Уж не в эту ли тайную базу (а совсем не в бухту Нордвик, как долгое время считали советские военные историки) в сентябре 1944 года пытались пробиться вышеупомянутые фашистские подлодки?

Меж тем тайны Третьего рейха еще живут! И не только в удаленных районах советской Арктики, а и в таком давно обжитом районе советского Заполярья, как Печенгская губа. Правда, эту тайну вряд ли можно назвать тайной «районного» масштаба. Скорее всего, ее следует отнести на государственный уровень! Впрочем, судите сами.

источник: http://www.tinlib.ru/istorija/arkticheskie_tainy_tretego_reiha/p10.php

крайне выразительно

Оригинал взят у anton21 в крайне выразительно

Оригинал взят у gallago_75 в Гренадеры

Гренадеры 3-й танковой дивизии СС «Мертвая голова» на броне во время Курской битвы. Июль 1943 г.


Третий Рейх


(композиция выразительнейшая, словно да Винчи их рассадил)

Европейский арсенал Гитлера

Оригинал взят у calm73 в Европейский арсенал Гитлера

Чертовски увлекательная статья. Хотел было заняться чем-то другим, но так затянуло, что решил прочесть залпом. Если вы мужского пола, то вам навярняка будет интересно. Для женщин? Наверное нет.
Речь пойдет о количестве и масштабах поставляемой военной техники гитлеровской Германии в предвоенные и военные годы с СССР, так называемыми "покоренными" европейскими странами для нужд Вермахта. Насколько они были "покоренными" и насколько "из под палки" они работали, - это по-моему уже сегодня ни для кого не секрет. А вот масштабы евроинтеграции меня поразили, - особенно Франции и Чехии. Вообщем, если найдете часок времени, почитайте. И еще. Статья здесь не полная, в середине будет ссылка на источник.

Оригинал взят у slavikap в Европейский арсенал Гитлера

Оригинал взят у y_i_p в Европейский арсенал Гитлера

Европейский арсенал Гитлера

11.07.2013 15:06 / Оставить комментарий / admin

Заявляя, что на гитлеровскую Германию работала вся Европа, советские историки обычно не баловали нас конкретными цифрами. Зато лапша о пролетарской солидарности чешских и французских работяг с советскими братьями по классу вешалась на читательские уши целыми кастрюлями. Несчастных якобы гнали к станкам едва ли не под дулами автоматов. И вот так, невыносимо страдая, трудовые коллективы 4876 предприятий Франции, Бельгии, Нидерландов и других невинных жертв оккупации из года в год наращивали выпуск своей продукции.

По данным Центра военной экономики Германии, только на 31 марта 1944 года военные расходы этих стран составили 81 миллиард 35 миллионов рейхсмарок. Почти на 13 миллиардов 866 миллионов оружия и снаряжения поступило в распоряжение фюрера из цехов 857 заводов ранее присоединенной Чехии, и еще больше из воссоединенной с Германией Австрии. Контраст с захваченными территориями СССР поразителен. Отступая на восток, Красная Армия уничтожала промышленность оставленных земель так основательно, что за все годы оккупации немцы смогли ввести в строй лишь около 200 предприятий из почти 32 тысяч работавших там до войны. Даже от 271 завода так называемого «генерал-губернаторства» — одной четверти территории довоенной Польши — немцы получили продукции на 5015 миллионов рейхсмарок, тогда как из западных областей Советского Союза лишь на 4900 миллионов.

( Read more... )

Сытые и довольные с улыбкой на лице ...

Оригинал взят у azovpanzer в Сытые и довольные с улыбкой на лице .......

Групповое фото еврейских полицейских в Варшавском гетто.

"Другой" консерватизм: оберегая малое (часть 2)

Так, в США правые нон-конформисты породили течение «палеоконсерватизма». Примечательно, что главным объектом их ожесточённой критики стали не столько квази-социалисты из Демократической Партии, сколько «неоконсервативное» крыло республиканцев, в недавнем прошлом контролировавшее американскую администрацию. Но дело тут вовсе в том, что «неоконы» выработали более современный и мобильный тип правой идеи, а «палеоконы» цепляются за романтические, но безнадёжно архаичные ценности «одноэтажной Америки». Не стоит судить о взглядах «палеоконов» по их названию, – приставка «палео» призвана показать не старшинство в американском консервативном движении (становление палеоконсервативной политической философии приходится на 1980-ые гг.) или, тем более, не закоснелость палеоконсервативного мышления, а стойкую приверженность старой культуре белых американцев, которая внутри самой Америки размывается тем быстрее, чем «американизм» поставляется на экспорт. При этом палеоконсерваторы гораздо «современней», скажем, двух других представителей американской «правой» – традиционалистов и религиозных фундаменталистов, – хотя бы тем, что агитируют не за возврат к прошлому, но за реформизм, за отказ от тех «бомб замедленного действия», заложенных в старом самосознании WASP и за переосмысление правых ценностей в новаторском духе. Христианская теология в построениях некоторых «палеоконов» причудливо совмещается с социобиологией и евгеникой, что влечёт обвинения как в «мракобесии», так и в «отходе от заветов предков».

Некоторые выводы палеоконсервативных исследователей вызывают шквал обвинений в «американофобии». Например, историк Пол Готфрид (между прочим, специалист по Карлу Шмитту) в своей нашумевшей книге «Странная смерть марксизма» аргументированно разобрал устоявшееся мнение о переезде в США неомарксистской Франкфуртской школы как о «тевтонском нашествии» на «старую-добрую Америку», доказав, что неомарксизм пришёл не из Европы в Америку, а в обратном направлении, и моду на него в США надо рассматривать как удар бумеранга. Ведь Адорно и Маркузе никогда не достигли бы в США популярности, если бы за несколько десятилетий до этого, в западной зоне оккупации, совместными силами американских империалистов и выходцев из коммунистического подполья не проводилась зачистка Германии от всего немецкого. Именно программа по «денацификации», в ходе которой пострадали не только бывшие нацисты, но и немецкие патриоты, стоявшие в оппозиции режиму Гитлера (в т.ч. и те из них, которые разделяли надежды на западную помощь в борьбе с коммунизмом после свержения НСДАП), расчистила почву для левацкого мракобесия, выразившегося сперва в поношении всего прусского, а потом плавно вступившего на рельсы антиамериканизма. Так же как немецкие националисты оказались для западных оккупантов чересчур «фашистскими» и «прусскими», так и взросшая на американских дрожжах левая немецкая молодёжь спустя десятилетие смотрела на американцев как на чересчур «империалистов» и млела по ГДР. Но это уже отдельный разговор, хотя и косвенно связанный с нашей темой, ибо хорошо показывает какие пагубные последствия может иметь стремление унизить чужой народ (немецкий) для самих ура-патриотических сторонников этого церемониального унижения (американцев).

Излюбленной же мишенью палеоконсерватизма стало кричащее несоответствие между облачённой в ура-патриотические тона внешней политикой «неоконов» и их бездействием внутри самой Америки, где «патриоты» идут рука об руку с демократами в потворстве социальному паразитированию, иммиграции и вытеснению христианства из всех сфер жизни. «Палеоконы» призывают не вестись на патриотические сентенции «ястребов» и сосредоточиться на внутренних проблемах США. Надо сказать, что тенденция пренебрегать «имперством» ради внутренней стабилизации не нова для американского консервативного истеблишмента. Генеалогия американского изоляционизма восходит к англосаксонскому «патрицию», сенатору Роберту Тафту, отпрыску политического клана Тафтов, сыну 27-го президента США Уильяма Тафта. Пламенный антикоммунист, он был одним из немногих сенаторов, высказавшихся против поддержки Рузвельтом сталинского СССР в частности, и против рузвельтовской политики интервенционизма вообще. Усиление СССР гораздо опасней для Америки, нежели победа Германии, – пророчески утверждал Тафт. Тем не менее, Рузвельт продолжил дразнить Германию и Японию в ущерб американским же интересам. Гибель тысяч и тысяч американских солдат, лишившихся жизни для того, чтобы отобрать Европу у европейцев и Азию у азиатов, – печальный итог подобного «имперства». Голос консерватора Роберта Тафта был одиноким посреди милитаристского воя либеральных республиканцев, которые вмешательством в ненужную Америке войну подарили красным варварам Восточную Европу и предоставили право деколонизировать Азию не испепелённой атомными бомбардировками антисоветской Японии, а коммунистическим фанатикам вроде Хо Ши Мина и Пол Пота. К слову, Тафт был чуть ли не единственным, кто высказался против насильственного заключения японских иммигрантов в концлагеря на время войны.

После 1945 г. Тафт критиковал американскую администрацию в Германии, понимая, что успешно противостоять советской угрозе можно только завоевав симпатию немцев. Гонения на немецких патриотов – недавних антинацистов, нежелание формировать союзную Западу германскую армию и использование услуг еврейских беженцев для унизительного «анкетирования» немцев – потомственный политик не мог не знать, кому играет на руку такая недальновидность. К тому же периоду относится и смелое обличение Тафтом Нюрнбергского трибунала, чьё судопроизводство, по мнению сенатора, шло в разрез с принципом американского права о недопустимости применения обратной силы в судебных решениях и отвечало более «духу мстительности», чем духу англосаксонской законности.

Антикоммунистическая стратегия, предложенная Тафтом на президентских выборах 1952 г., заключалась в двух пунктах: 1) борьбе с советской пятой колонной внутри США; 2) и как ни парадоксально, немедленном выводе американского контингента из Европы. Ибо только отношение к европейцам как к равноправным союзникам в сражении за Свободный Мир может, согласно Тафту, привести к созданию крепкого антисоветского альянса. Поэтому следует не нервировать коммунистов присутствием войск США на континенте, а вместо этого помочь европейцам создать свои собственные боеспособные армии. Такая стратегия обнажила бы агрессивные планы советского империализма и обезоружила бы красную пропаганду, вещавшую об «американском засилье» в Западной Европе. Интересно, что на Тафта в кампании 1952 г. сделали ставку и русские эмигранты-националисты, которые связывали с его именем надежду на взятие Америкой твёрдого антисоветского курса.

А каков генезис «неоконов»? Приходится констатировать, что у истоков неоконсерватизма стоит группа левых интеллектуалов, вовремя озаботившихся оригинальной упаковкой для своей полностью левой идеологии. И такая упаковка – «ястребиный» ура-патриотизм – была ими найдена, не без помощи рецептов немецко-еврейского эмигранта, политического философа Лео Штрауса. «Политический эзотеризм» Штрауса, почерпнутый у Макиавелли, перекочевал в неоконсервативную практику. Именно с его помощью троцкистское ядро «неоконов» смогло добиться влияния на умы консервативных американцев. Любопытно отметить, что «Спутник и Погром» сам того не осознавая стал рупором точно такого же «эзотеризма». Просвинские тексты – кушанье в правой оболочке, но с левой начинкой. Впрочем, наличие какой-либо начинки тоже под вопросом. Иначе говоря, у русских «неоконов» нет иной идеологии (даже левой), кроме гешефта. Мешанина из махрового антихристианства и «крестового похода против ислама», белогвардейской непримиримости и поддержки путинских авантюр на Кавказе и Украине, не в меру спесивой элитарности и наивной надежды на «погромные» инстинкты «народа» создаёт о «мировоззрении» СиП’а самое неприятное впечатление. Но разве такое жонглирование не характерно для «политического эзотеризма», держащего читателей за «быдло»? И хотя малейшая попытка возразить обрывается почему-то обвинениями в «левачестве» (громче всех «держи вора!» кричит сам вор), ничто уже не прикроет вторичности и самонадеянной бездарности Просвирнина в глазах действительно правых и действительно интеллектуалов.

Пожалуй, ещё ближе к русской ситуации опыт немецкого консерватизма в послевоенной Германии. После того, как немецкие оппозиционные Гитлеру немецкие националисты подверглись репрессиям в западной зоне оккупации (так, Эрнст фон Саломон, участник Капповского путча, член правомонархической организации «Консул», прятавший от Гестапо жену-еврейку, был брошен американцами в лагерь для интернированных, где подвергся избиениям и унизительному обращению), для всех стало очевидным то, что Пруссия вызывает у Запада не меньшее отторжение, чем Третий Рейх. Единственной Германией, которая могла стать приемлемой для союзников была социал-демократическая, «меньшевистская» пародия на неё. Однако победа правоцентристской коалиции на выборах в Сенат в 1946 г. внесла некоторые изменения в немецкую политику США. Все три несоветские зоны оккупации были объединены и к власти в ФРГ наконец-то пришли немцы. Причём, именно немецкому консерватизму, олицетворяемому христианскими демократами и христианскими социалистами, выпало определять судьбу разбитой и беспрецедентно униженной Германии.

Перемены в американском Сенате позволили Конраду Аденауэру, – патриархальному католику из Рейнской области, участнику «реакционного» Сопротивления и врагу СССР, – занять в 1949 канцлерскую должность. Немецкий консерватизм в ФРГ Аденауэра уместней всего назвать «стабилизационным», т.к. о любых имперских амбициях было велено забыть, а пафос борьбы оказался перенаправлен против коммунистических экстремистов внутри страны. К правящей коалиции был привлечён широкий спектр правых сил, – от регионалистов и религиозных традиционалистов до либертарианцев. Академическая элита Германии нацелилась на поиск либерально-консервативного консенсуса, который вскоре был найден в бюргерских ценностях начала XX века. В результате, официальной идеологией аденауэровского кабинета стал строгий конституционализм, привязанный немецкими правоведами к христианскому учению о свободе личности. С помощью этого синтеза немецкого патриотизма и европейского буржуазного либерализма, руководству ФРГ удалось не только несколько ослабить германофобское напряжение, вызванное нацизмом, но и эффективно противостоять советской угрозе. Немецкими историками и юристами был выдвинут лозунг «Крестового похода против тоталитаризма», в свете которого западно-германская государственность рисовалось бастионом христианского корпоративизма и заклятым врагом как Третьего Рейха, так и СССР. Мощь немецкой конституции, по задумке её создателей, должна охранять христианскую нравственность, неприкосновенность личности и устанавливать ограничения для государства.

Во внешней политике Аденауэр одновременно с отказом от всякого ирредентизма, придерживался жёсткой антисоветской линии. Оберегая то малое, что осталось от немецкого государства, Аденауэр предпочитал разделение немцев объединению Германии под флагом коммунизма. Неслучайно на высоких постах конституционалистской ФРГ были задействованы некоторые нацистские функционеры, чей поверхностный национал-социализм в 1933-1945 гг. был внутренне неотличим от антикоммунизма. Одной из знаковых фигур аденауэровского периода являлся министр по делам беженцев Теодор Оберлендер, – в прошлом командир украинского батальона «Нахтигаль» и кавказского «Бергманн», в конце войны – офицер связи при штабе РОА. Русским националистам, находящимся в схожей ситуации небывалого разгрома, усугублённого 96-летней советской оккупацией, важно понять, что внешнеполитическим успехам правительства ФРГ, таким как восстановление полноценной армии и интеграция в НАТО, способствовало чёткое осознание тамошними либерал-консерваторами более чем скромного положения немцев в послевоенной Европе.

Но конституционализм Аденауэра не обладал монополией на прусское наследство, ведь своя версия немецкого национализма существовала и по ту сторону железного занавеса, – в ГДР. В отличие от западных союзников, Сталин с самого начала решил утилизировать немецкое самосознание для нужд мировой революции. После «кентаврических» опытов с орденами Александра Невского и Суворова в годы войны, экспериментировать с немецкой идентичностью было уже не так страшно. Потому денацификация в ГДР обошлась без перегибов, в отличие от ФРГ, где она приняла облик германофобского погрома. По инициативе Сталина власти ГДР легализовали левонационалистическую партию для бывших членов НСДАП и офицеров Вермахта, – НДПГ, – чья численность превышала 200 тысяч человек и чей лозунг гласил «Германия для немцев». Фридрих Великий и Мартин Лютер попали в пантеон немецкого социалистического государства, а Потсдам стал открытой ареной для ежегодных прусских торжеств. Т.н. «Народная Национальная Армия» скопировала серую униформу Вермахта, в то время как боец Бундесвера по внешнему виду походил скорее на трубочиста, чем на солдата, тем более, на немецкого солдата, гордого своей униформой. Вполне закономерно, что многие немецкие националисты и монархисты, испытавшие гонения сначала при Гитлере, а потом при союзниках, вспомнили о своих довоенных просоветских взглядах и обратили взор на восток. Давно пора открыть «секрет Полишинеля», скрытый от девственных умов читателей СиП’а: аристократы-консерваторы презирали нацистов не как «трудящихся», но как «мещан», и мечтали о выстроенной по лекалам Бисмарка прусской социалистической Спарте, антиподе романской цивилизации. Особые надежды при этом возлагались на СССР, как на потенциального союзника в войне с Антантой. После краха Третьего Рейха произошло некоторое оживление старых надежд. Но нас, русских антикоммунистов, не интересуют эти фантазии, а мимо ГДР мы прошли только затем, чтобы упомянуть о нестандартных взглядах немецкого националиста Эрнста Никиша (после войны предлагавшего, кстати, переименовать ГДР в Пруссию), разочаровавшегося в советской ориентации после кровавого подавления коммунистическими карателями восстания в восточном Берлине 17 июня 1953 г. Потеряв доверие к советам и перебравшись из ГДР в ФРГ, Никиш очень точно сформулировал задачу «стабилизационного», пост-имперского консерватизма применительно к Германии. Развиваемая Никишем политическая концепция, которая соответствовала реальному положению Германии, – это, по его словам, «…концепция «большой Швейцарии», т.е. нейтральной Германии, простирающейся между Востоком и Западом и усматривающей своё предназначение в том, чтобы служить мостом между ними. С прежним империалистическим тщеславием Германия должна распрощаться, тем более что на существование в качестве сколько-нибудь крупной силы между двумя мировыми державами – Америкой и Советским Союзом – у неё не хватает внутренних ресурсов». Не правда ли рецепт, пригодный и для России? Возможна ли «русская Швейцария» (Никиш, судя по всему, делал ударение на «швейцарском» нейтралитете, мы же делаем его ещё и на конфедеративном устройстве), состоящая из нескольких «кантонов», включая тот, который хранит лучшие традиции «белой империи» (термин Солоневича)? Признаем, что с актуальностью этих идей увеличивается и вероятность того, что рано или поздно, русские «швейцарцы» дадут советским «имперцам» (для нас – псевдо-имперцам) свою битву при Земпахе…

Наконец, русского читателя уж точно не оставит равнодушным ещё один пример «стабилизационного» консерватизма, – националистический режим генерала Недича в Сербии 1941-1945 гг. Под маской «второй мировой войны» в королевскую Югославию вторглась самая настоящая гражданская война, по жестокости и количеству жертв предвосхитившая балканские конфликты 90-ых гг. С оккупацией Сербии, – этой метрополии лоскутного королевства, – а также с самоопределением народом, ранее входивших в него, перед сербскими националистами, до войны занимавшими прогерманскую позицию, встала дилемма: или уходить в леса, к чётникам и коммунистам, ибо и те, и другие были фанатичными «югославянами», или же пристроиться к ведущей силе на Балканах, – Германии, – выставив против оппонентов обновлённую версию сербского национализма. Вождём монархической организации «Збор», правым интеллектуалом Дмитрием Льотичем и генералом-патриотом Миланом Недичем выбор был сделан в пользу второго варианта, и на Балканах впервые после Версальского мира возникло сербское национальное государство, не обременённое миражами «югославянства». Ошибки же межвоенной эпохи пришлось оплачивать кровью тысяч сербов, оставшихся за пределами недичевой Сербии по воле… югославянского правительства, которое в ходе административной реформы 1939 г. решило «усилить» хорватскую бановину районами с преобладающим сербским населением. В итоге, после падения Югославии во власти усташей оказалось множество сербов, которые теперь предпочитали уходить к коммунистическим партизанам, но только не «кроатизироваться». Парадокс, но в самой Сербии партизанщина не получила такого размаха, как в сербских областях Хорватии. Ведь оставив «за бортом» великодержавные претензии, сербские националисты смогли сколотить полноценную армию под именем Сербского Добровольческого Корпуса. Воспитанная на христианских идеалах средневекового рыцарства вооружённая сила молодой Сербии успешно противостояла титовцам и четникам, или, выражаясь образно, просоветскому и пробританскому аверсу и реверсу антисербского «югославянства». К сожалению, в конце XX века льотичевская струя в сербском национализме была вытеснена покрасневшим «четничеством» и вместо конструктивного диалога с другими национальными движениями титовской Югославии, Белград выбрал консервацию полуразрушенной «тюрьмы народов» и войну, не нужную ни сербам, ни хорватам, ни бошнякам…

Можно по-разному оценивать приведённые примеры. Не исключено, что кому-то параллели между тремя рассмотренными ситуациями покажутся натянутыми и иллюзорными. Но всё же трудно отрицать единую психоидеологию, двигавшую правыми в разбитой и униженной Сербии, в разбитой, униженной и к тому же ещё и разорванной на две части Германии, а также в перенапряжённых от ненужных войн США. Для этой психоидеологии характерен принципиальный отказ от статуса «великой державы» с целью выиграть время для «капитального ремонта» порядком надорвавшейся идентичности: сербской, немецкой или американской. Установки этого национализма не крикливы и подчёркнуто уступчивы там, где уступки способствуют избавлению от «мессианского» груза. Сербские националисты Льотич и Недич пожертвовали цементообразующим положением сербов в довоенной Югославии и получили взамен уже не мультиэтническую монархию, а национальное государство, избавленное от большевизма, неизбежно терзавшего его в период судорожной погони за балканским «престижем». Немецкий патриот Аденауэр принёс ещё большую жертву, – смирился с разделением народа, лишь бы не допустить заражение немецкой души коммунизмом и заставить мировое сообщество считаться с «другой Германией», непричастной к нацизму, но глубоко немецкой и антикоммунистической по духу. Американские «палеоконы» сцепились со своими, казалось бы, коллегами по консервативному лагерю, доказывая нецелесообразность экспорта американской культуры при полной запущенности ситуации с нею в самих Штатах. Общая психология миролюбия при контактах с соседями (которую иной воспалённый разум назвал бы «заискиванием перед чужаками») и непреклонности в разрешении внутренних противоречий пронизывает все три примера.

Русский национализм имеет дело с той стадией болезни, до которой не доходили ни немцы, ни американцы, ни даже сербы. Она воистину терминальна. Следовательно, и лечение должно быть радикальным. Недостаточно распрощаться со старой привычкой пользоваться языком грубой силы там, где диалог требует знания филигранных тонкостей. Русским потребуется ещё более смелая версия изоляционизма, чем та, которую Бьюкенен и Готфрид отстаивают перед американцами (во избежание лишних вопросов, заранее выскажемся, что русским националистам было бы выгодней, если бы тот же Бьюкенен занял относительно РФ позицию аналогичную «антисоветскому нон-интервенционизму» Тафта, который изящно комбинировал принципы политики невмешательства с бескомпромиссным антикоммунизмом). Чтобы память о белой, подлинной России не померкла на фоне советской фальшивки, необходимо вместить её в подходящий сосуд, – «малый» русский народ. Мобильность «малого народа», которую трудно назвать «имперской», послужит здесь делу сохранения имперской традиции, – но не сопутствующей ей претензии на русское доминирование в пределах бывшей Империи, – а «имперству» как национально-героическому эпосу, без которого юное русское государство окажется как бы «кастрированным». Идея эта равноудалена как от бутафорско-«имперского» национализма Просвирнина, так и от внеимперского национализма Широпаева. Паразитированию первого можно положить конец, лишь оформив особую нацию русских «белых», которая истребует у нео-советского Молоха историческую Россию, не мешая калмыкам истребовать Калмыкию, татарам Татарстан, а чеченцам Чечню. Идейный вакуум второго можно восполнить только придав русскому сепаратизму пафос национально-освободительной борьбы против советской оккупации. Одним педалированием антитезы «Московия-Новгород» здесь не ограничишься, и апеллировать придётся, прежде всего, к белому сопротивлению, которому пора вернуть изначальное содержание борьбы за нацию, – не за «целостность государства».

«Малая» историческая Россия и «малый» русский народ, вплетённые в «созвездие отечеств» на месте разрушенного чекистского узилища, – единственный воплотимый вариант «русской реконкисты». И единственный путь к русскому величию, не запятнанному ни макиавеллевской ложью, ни большевистским хамством, ни шигалевской проповедью рабства.

"Другой" консерватизм: оберегая малое (часть 1)

Если используемые консерваторами аргументы против левых широко известны, то дискуссиям внутри самого консервативного лагеря зачастую не придаётся значения. Тем не менее, консервативная палитра поражает глаз разнообразием разбросанных по ней тонов и оттенков. Различные истолкования консерватизма нередко разводят людей, относящих себя к «консерваторам», по разные стороны баррикад. В наши дни, – на закате консервативной идеологии, – закономерно возросло стремление левых по образу мысли и жизнеощущению людей «вжиться» в консерватизм и тем самым смягчить радикальность его установок, с течением времени звучащих всё более неполиткорректно. В пост-советской (вернее, нео-советской) России нивелировка правой идеологии стала обычным делом, т.к. подобное приспосабливание обеспечивало чекистскому истеблишменту контроль над новыми идейными течениями и не раздражало рядовых адептов «русского консерватизма» («национализма») резким разрывом с недалёким прошлым, которое с точки зрения человека правых взглядов вряд ли можно окрестить иначе как «порочное»... Размытие понятий «консерватор», «националист», «правый» позволило ловким дельцам монополизировать этот, – несомненно «хлебный», – политический спектр и положило начало паразитированию большевиков и сталинистов на «национальной» тематике.

Как уже отмечалось выше, смысловой корректировке термина «консерватизм» на российской политической сцене, помимо соображений «государственной безопасности» со стороны спецслужб, способствовали причины чисто психологического рода, а именно – боязнь выведенного в СССР «нового человека» потерять свои привычные ценности посреди хлынувшего потока запрещённых при тоталитарном режиме учений, боязнь услышать критику специфически-советской («русско-советской») исконно-посконной «национальной традиции». Ведь своя версия русского национализма активно разрабатывалась и отвечавшими за идеологию работниками ВКП(б)/КПСС, которые не стеснялись заимствовать готовые смыслы даже из имперского пантеона эпохи Николая II, зверски убитого коммунистами (яркий пример такого заимствования: дискурс «Отечественной войны», впервые озвученный в 1914 г. имперской пропагандой, а в 1941 г. использованный большевиками в деле мобилизации русских на защиту достижений октябрьской революции). При соприкосновении с мировоззрением белого движения, РОА и эмигрантских правых организаций подсоветскому обывателю повсюду мерещилась «русофобия», – уж больно разное содержание вкладывалось «белыми» и «красными» в русскую идентичность. Привязанность общества к советской модели «русского народа» и опасения услышать из уст правых критику этой ущербной «русскости» побудили политических гешефтмахеров «забронировать» место для своей версии консерватизма, дабы не допустить «русофобии» справа и, соответственно, избежать массового оттока людей советской формации.

Всех без исключения пришедших из-за рубежа (в т.ч. из недр русской эмиграции) интеллектуальных новинок коснулось это варварское «смягчение» в угоду вкусам социума РФ. Белое движение стало трактоваться не как национально-освободительная борьба против большевистской оккупации за честь русского имени, а как борьба за какую-то непонятную «единую-неделимую», т.е. за государство в его застывшей форме. В свете этой весьма оригинальной трактовки главными противниками белых русских являлись не советчики (которые «тоже воевали за Россию»), а нерусские сепаратисты окраин бывшей РИ. Иван Ильин пользуется в РФ спросом не как многофункциональный «белый Маркс», а как заштатный апологет столь же загадочной «высокой духовности» сергианского разлива; на показ выставляются его самые пресные и скучные работы, те же, что могут поставить под сомнение легитимность нео-советской власти намеренно замалчиваются. Солоневич интересен не «Россией в концлагере» и не «пораженческими» статьями 1930-ых гг., а «Народной монархией», на страницах которой некоторые уникумы находят обоснование «православного сталинизма» во главе с «народным царём» Кобой. Разработанное с опорой на частично извращённые постулаты славянофилов и евразийцев новое издание теории «официальной народности», изображающее русских «старшими братьями» всех остальных народов СССР, оказалось на удивление долговечным. Благодаря этому противоестественному русско-советскому синтезу консерватизм был обречён на примитивное истолкование в качестве банального «консервирования» тех «традиционных» ценностей, что воплощало собой советское государство.

Тому же, кто ищет Святой Грааль русского консерватизма не остаётся ничего иного, кроме как покончить с русско-советской химерой, разоблачить лежащие в её фундаменте большевистские и заимствованные большевиками старо-имперские (впрочем, они и без большевизма нуждались бы в аргументированном разборе) мифы, даже если для этого необходимо будет провести ревизию взглядов на дореволюционную Россию, ибо революционный хаос ворвался именно в неё отнюдь не случайно. Для консерватора не должно быть «священных коров», которых бы он боготворил, невзирая на их очевидную греховность, иначе чем мы будем отличаться от советских идолопоклонников? Нельзя допустить, чтобы возвращение в историческую Россию обернулось путешествием на машине времени в январь 1917 г. и пустоголовым копированием порядков «старого режима», который никогда не стал бы «старым», будь он таким, каким его изображают «иконописцы» ушедшей России.

Предмет консерватизма следует распознать в домонгольском переживании русским своих североевропейских истоков, в переживании, которое породило и Российскую Империю, но не её одну. В переживании, которое со временем начало стираться из памяти и деградировать вместе испещрённым социальными язвами государством российским. Осталось только раскопать это переживание под грудой советского хлама и не испытывая страха перед радикальным разрывом с привычной мифологией (неважно путинской, сталинской или романовской), поднять его на знамя во имя нового творчества, во имя по-настоящему исторической, т.е. вневременной, вечной России. Перед взором вечности консерватизм предстаёт не столько идеологическим, сколько культурным феноменом. А культура, как известно, отступает на второй план там, где поклоняются идолам «территориальной целостности», «народу-богоносцу», «вертикали власти» и т.д. Механицизм, свойственный государственникам, готов пренебречь сохранностью имперской культурной матрицы ради восстановления фиктивного, безвозвратно утерянного имперского «престижа» среди сопредельных народов. В этом непреодолимом на сегодняшний день противоречии между желаниями навязать «имперскую» волю соседям и не «расплескать» в этом водовороте дурного шовинизма и так по крупицам собираемую имперскую идентичность и заключается лживость «новой волны русского национализма». Нет уж, или порабощение соседей, а вместе с ними и оковы для самих русских, которые в таком случае никогда не смогут десоветизироваться и восстановить преемство с русским народом Империи, или нелицемерное прощание с «имперскими» амбициями для того, чтобы встать в один ряд с другими освобождёнными от чекистского ига народами Евразии и обрести имперство не как форму внешней агрессии, но как национальную традицию.

Кого-то это шокирует, но реставрация Российской Империи как культурно-политического феномена возможна лишь в формате Русской Республики. Только так и никак иначе можно уберечь имперское наследие от профанации, которую ещё в начале 1990-ых начал номенклатурный режим, прикрытый национально-русской атрибутикой. В противном случае, поставившие на внутреннюю (против самоопределения нерусских народов РФ) и внешнюю экспансию (против уже самоопределившихся народов бывшей РИ и СССР) «националисты новой волны» окончательно добьют то, что, казалось бы, подняли на знамя, и последняя стабильная точка опоры русских в мировой истории, – Российская Империя, – окажется запачканной заведомо провальными попытками «взять реванш» у «сепаратистов». Единственные, у кого русским действительно необходимо взять реванш – и поскорее, – это интернациональные правители РФ, ворующие русскую историю для инкорпорации в «национальную идею» нео-сталинистской «державы». Если же русским удастся покончить с этой порочной практикой, то с возвратом себе своего этнического (добольшевистского) мифа, они займут достойное место в созвездии народов Северной Евразии, представив среди них длинную нить русской идентичности, тянущуюся от готов через Российскую Империю в открытую бесконечность.

Как уже было сказано, попытки левых облечься в правые «одежды» не так уж редки в эпоху кризиса консервативной идеологии. Красочным примером такого «переодевания», в ходе которого наследники шовинистического и безбожного духа 1789 г. не только напялили на себя «правый» камзол, но и спесиво начали обвинять в «левачестве» всех несогласных, является история проекта «Спутник и Погром». Диковинная смесь «погромного национализма», воинствующего атеизма в духе Губельмана-Ярославского и постмодернистской истеричности, усугубляется узурпацией прав на белое движение и омерзительной псевдо-аристократической фразеологией, от которой так и веет самозванством. По сути дела, претендующий на «интеллектуальность» проект стал крупнейшим анти-интеллектуальным ресурсом националистического интернета.

При этом оскорбляет не столько придание благородному имперскому наследию гламурной и постмодернистской окраски, сколько попытка приучить читателя к «погромному» мышлению, подтолкнуть русских к радикальным методам там, где «рубить с плеча» крайне опасно в первую очередь для самих русских.

Задумывались ли «ориентированные на западный опыт» националисты этого типа, что ликвидация, допустим, Татарстана или, тем более, «реконкиста» (кстати, чудовищная профанация понятия «реконкисты» людьми, отвергающими христианский пласт европейской цивилизации) Украины грозит обернуться цепью событий по «косовскому» сценарию, где «западная ориентация» вряд ли поможет?

«Ахиллесова пята» СиП’а, помимо всего прочего, состоит и в нерешённой дилемме между нацие-строительством и стремление навязать «русский порядок» тем, кто жаждет своего самобытного порядка. Каким образом удастся провести десоветизацию и восстановить преемственность с белой Россией, если одновременно поощрять низменные шовинистические инстинкты толпы? Хорошую ли службу сослужит такой «империализм» белому делу, цель которого состоит в десоветизации русских, а не в русификации (которая в условиях господства среди русских советчины может быть только советизацией) татар, калмыков или эстонцев? И не целесообразно ли заранее ограничить будущее русское государство, – безусловно связанное с Российской Империей преемственными отношениями, – теми рамками, в которых будет легче вылечить культурные, социальные и расовые недуги русского народа?

Да, помимо консервативного экспансионизма, в вульгарной форме представленного СиП’ом, существует и консервативный изоляционизм (впрочем, «изоляционизм» не самый удачный термин, хотя бы потому, что невольно напоминает о КНДР), дающий о себе знать в наиболее кризисные периоды национальной истории, когда востребованной становится не площадная демагогия, а готовность жертвовать «границами», «престижем», «влиянием» ради сохранения нации как таковой. Ниже мы рассмотрим примеры этого «кризисного» консерватизма в современных США, аденауэровской ФРГ и недичевой Сербии. Несмотря на то, что эти примеры принадлежат к разному времени, их объединяет общая кризисная обстановка в качестве фона, а также модус мысли правых идеологов, отбросивших «имперские амбиции» ради срочной стабилизации расшатанной идентичности своих народов.

Sommer 1941 Niederlage

Оригинал взят у azovpanzer в Sommer 1941 Niederlage

Оригинал взят у kolyvanski в Sommer 1941 Niederlage

Watch on YouTube

      Мне неизвестен автор нижеприведенных строк, судя по тональности, это яркий представитель тучных стад красных патриотов-историков, взахлеб славящих Софью Власьевну и Родину-мать, по нелепой случайности еще не доевшую мой народ...
      Но даже эти летописцы-стахановцы, не в силах отрицать очевидное, признаются:

( Три эшелона пушечного мяса... )

Latvian Legion

Оригинал взят у otto_1981 в Latvian Legion

Watch on YouTube

Lili Marleen, spanish version (División Azul)

Оригинал взят у otto_1981 в Lili Marleen, spanish version (División Azul)

Watch on YouTube

Только бы не в Сибирь! Май 1945-го.

Оригинал взят у oper_1974 в Только бы не в Сибирь! Май 1945-го.

"20 апреля нашей 4-й танковой дивизии было поручено сформировать новую бронированную боевую группу. В ее состав вошла вся оставшаяся бронетехника 12-го панцергренадерского полка, 2-го батальона 103-го танкового артиллерийского полка и нашего 35-го танкового полка. Командование ею принял майор фон Хайден, а сама боевая группа была непосредственно подчинена штабу 2-й армии.
Арьергардные бои на косе Фрише-Нерунг продолжались недолго, так как советские войска, превосходившие нас в технике и имевшие достаточно боеприпасов, скоро вышли к Нёйкругу. Бронированная группа 4-й танковой дивизии принимала самое активное участие в этих кровопролитных боях.
 Лично для меня этот "смертельный танец" начался внезапно. Штаб 1-го батальона 35-го танкового полка переехал в одиноко стоящий лесной домик в густом сосновом бору близ Фёглерса, где мы весьма уютно устроились. Посыльный из обоза на гусеничном мотоцикле привез нам горячий кофе и - что самое главное - долгожданную почту, которая все это время пылилась где-то.
( Read more... )

<br><br>

58 Следствие вели-Русский бунт

Враг Русского народа путин выступает за мигрантов